Соленый ветер

Очень тебя люблю и надеюсь, тебя не слишком расстроит мое письмо.

С любовью,

мама».

Глаза защипало от слез. Она уходит от папы. Бедный папа. Как она могла? «Надеюсь, твой брак с Герардом будет счастливее, чем мой с твоим отцом». Что за ерунда?

Снаружи послышался шорох, скрипучая дверь бунгало медленно распахнулась. Я с облегчением увидела лицо Уэстри.

– Я подумал, что ты можешь быть здесь, – с улыбкой произнес он.

– Боже, что с тобой! – воскликнула я и, забыв о приличиях, бросилась к нему, машинально протянула руку и погладила по щеке.

– Почему тебя избил полковник Донехью?

– Послушай, – твердо сказал он, – давай-ка все проясним. Ты сегодня не видела никакого полковника.

– Но я…

– Нет. Не видела.

– Но, Уэстри, почему?

Он казался огорченным.

– Пожалуйста, больше никогда об этом не вспоминай.

Я нахмурилась:

– Не понимаю.

– Так надо. Однажды ты поймешь.

На его лицо упал свет, и я разглядела раны.

– Пойдем в лазарет.

Уэстри коварно улыбнулся:

– Зачем, если у меня есть собственная сестра?

Я с улыбкой полезла в рюкзак.

– У меня здесь где-то должна быть аптечка.

Перерыв сумку, я отыскала белый чемоданчик с медицинскими принадлежностями и извлекла оттуда набор для обработки ран. Открыв белый пакет, я достала пропитанный спиртом кусочек марли.

– Будет немножко жечь.

Я взяла его за руку, почувствовав уже знакомый трепет, и отвела к кровати. Что такого, если мы здесь сядем?

– Теперь не дергайся, – предупредила я.

Эллиот оказался прав. Рана на лбу Уэстри оказалась очень глубокой, и я сомневалась, что смогу ее зашить.

– Выглядит неважно, – сообщила я, промакивая рану смоченным в спирте бинтом. Уэстри поморщился, но промолчал. – Знаешь, – нервно продолжила я, – в лазарете есть обезболивающая мазь. Пойдем туда. Тебе будет не так больно.

Я попыталась встать, но Уэстри взял меня за руку и посадил на место.

– Я не хочу. Я хочу остаться здесь.

Он посмотрел на меня настойчивым, нежным взглядом. Я кивнула и взяла прибор для зашивания.

– Хорошо, сейчас я попробую зашить, но будет немного больно.

Уэстри уставился на стену, пока я сшивала края раны. Трех стежков оказалось достаточно. Я как следует закрепила нить и отрезала концы.

– Готово. Не так уж и страшно, да?

Уэстри покачал головой.

– Ты прирожденная медсестра, Клео Ходж, – игриво заявил он, с беспокойством глядя в мои глаза. Я улыбнулась и быстро отвернулась.

– Ты плакала. Почему?

Я вспомнила о мамином письме.

– Печальные новости из дома.

– Что случилось?

Я замешкалась.

– Мне написала мама. Она, – мне едва удавалось сдерживать слезы, – она уходит от папы.

Он притянул меня к себе, обхватив меня руками за спину, и прижал лицом к своей груди. Я почувствовала защищенность и покой.

– Мне очень жаль.

Его слова повисли в воздухе посреди маленького бунгало – ни один из нас больше не сказал ни слова.

Я подняла лицо и посмотрела на Уэстри. Он был здесь. Со мной. Сейчас. И только это имело значение.

Он провел ладонями по моим плечам, шее и щекам и притянул мое лицо к своему. Я почувствовала, как внутри просыпается что-то новое. Уэстри очень осторожно приложил губы к моим губам – это был совершенный поцелуй. Он прижал меня к себе, подавив слабое сопротивление.

Он бережно держал меня на руках. 27 ноября. Незначительная дата, просто цифры на календаре. Но в этот день изменилась вся моя жизнь. В этот день я полюбила Уэстри.

Глава 7

Безжалостно пекло солнце, что казалось совершенно несправедливо в канун Рождества. Дома мама наряжает огромную елку у входа. Я почти ощущала запах хвои, хотя понимала, что это всего лишь игра воображения – вокруг росли одни пальмы, от океана тянуло солью и водорослями, а мама уехала из дома. Судя по последнему письму, она сняла квартиру в Нью-Йорке.

Я вспомнила, как любил это время отец – он всегда угощал людей, которые ходили от дома к дому, распевая песни, большими кружками горячего сидра, объедался печеньем и выпечкой Максин. Максин. Я удивлялась, почему она мне не пишет. Почта приходила редко, но каждый день мы нетерпеливо ждали писем, высматривая на лужайке джип специальной доставки.

Больше всего меня беспокоило отсутствие новостей от Герарда. В каком-то смысле его молчание было мне даже на руку, оно не мешало развиваться крепнувшим чувствам к Уэстри. Но я думала о нем каждый день, представляя его на далеком холодном фронте, в борьбе за Америку. За меня.

Китти со временем смирилась со смертью мистера Гельфмана, хотя до сих пор не могла об этом говорить. Похоже, теперь подруга целиком посвятила себя Лансу. Она часто уходила с ним гулять и задерживалась до позднего вечера. Но как я могла судить?

И вот наступил канун Рождества. У меня было время сходить на пляж до вечерней службы в часовне, и я улизнула, пока сестра Гильдебрандт не успела нас заставить разбирать недавно поступивший провиант.

К моему разочарованию, в бунгало никого не было. За последний месяц Уэстри трижды отправляли на задания, и мы виделись очень редко. Я проверила почтовый ящик под половицей и очень обрадовалась, обнаружив там конверт:

«Дорогая Клео,