Солги ей

Ну, вот, наконец-то, пора! Я встаю, потягиваюсь и разминаю мышцы. Спазм в неподходящий момент может нарушить, а то и разрушить мой замечательный план. Открыв рюкзак, я достаю электрошокер и стяжки, убираю их в карман и устремляюсь вперед. Подхожу к двери в дом, которую Джулиус никогда не запирает. Он слишком ленив, чтобы вставлять и вынимать из замочной скважины ключ каждый день. Надев на руки перчатки, я проверяю, закрывает ли моя шапочка волосы. Затем медленно, минимизировав шум, поворачиваю ручку. Легкий толчок открывает дверь.

Дом небольшой, мужская берлога Джулиуса находится сразу за прихожей. Я слышу работающий телевизор. Надеюсь, что стоны и влажные шлепки плоти о плоть – это звуки из фильма. Ну, да ладно! Как выйдет…

Я же здесь из-за грязных пристрастий Джулиуса, разве не так? Он волен делать то, что хочет. Единственное, что я знаю точно, – так это то, что его внимание отвлечено.

Мерцающий свет исходит от телеэкрана. Я прокрадываюсь по прихожей, переступая с ноги на ногу медленно и осторожно. Миную кухню – она от меня справа. В приоткрытую дверь слева я оглядываю обрамленный арочной дугой интерьер. Диван повернут ко мне спинкой, но я вижу отражение Джулиуса в стеклянной дверце камина. Над ним монтирован плоский экран. Джулиус расслабленно развалился на диване – в одних штанах от тренировочного костюма, спущенных до колен. И похотливо поглаживает пах.

Я вытаскиваю из кармана электрошокер и на цыпочках приближаюсь к нему сзади. Взгляд Джулиуса прикован к экрану, на котором корчатся и стонут мужчина и женщина. Стоп! Да там не одна женщина, и они обжигают друг друга горячим воском. Я отвожу глаза от телевизора. Смехотворный диалог и стоны блекнут до фонового шума, как только я фокусируюсь на своей жертве.

Джулиус отвлекается от просмотра. Встрепенувшись, как будто он услышал мое дыхание, Джулиус поворачивает голову. Его член, избавившись от настырной руки, продолжает стоять. Ринувшись вперед, я нажимаю большим пальцем на кнопку и тычу шокером в основание его шеи. Шокер издает трескучий звук, а тело Джулиуса дергается, а потом онемевает. Из его глотки вырывается натужный крик, пока я досчитываю до пяти.

Пятисекундный разряд должен обездвижить Джулиуса на минуту или около того. Выключив шокер, я обхожу диван и останавливаюсь перед своей жертвой. Скрюченное тело клонится набок, как срубленное дерево. Я не удерживаюсь и, не дожидаясь, когда Джулиус очухается, наношу ему карающий удар шокером в пах. Он это заслужил, черт подери!

От двух ударов током Джулиус становится абсолютно безвольным; кожу увлажняет пот. Он что-то шепчет, пока я затягиваю стяжки вокруг его запястий и лодыжек. Я слышу слабое «Пожалуйста…»

– Заткнись! – рявкаю я, доставая из рюкзака клейкую ленту. Отрываю от мотка кусок и заклеиваю ему рот.

И радуясь, что больше не услышу ни одного его слова, отступаю на шаг назад.

И еще раз приставляю к нему шокер – исключительно ради собственного удовлетворения. Глаза Джулиуса закатываются. Его нечеловеческое похрюкивание вызывает у меня почти эйфорию. Хороший человек таких эмоций не должен испытывать. Но и Джулиус – человек нехороший. Если уж на то пошло, я расправляюсь только с теми, кто заслужил быть наказанным. А Джулиус глумился над ни в чем не повинными женщинами.

Я кошусь на телеэкран: там продолжается бесстыжая вакханалия извращенцев.

Уж кого-кого, а Джулиуса невинным не назовешь.

Пока моя жертва лишена возможности сопротивляться, я использую свою фору во времени. Открываю рюкзак и вытаскиваю из него полиэтиленовую ленту. Глаза Джулиуса округляются. Он пыхтит, дышит с присвистом, грудная клетка ходит ходуном, конечности хаотично дергаются, словно у него апоплексический припадок.

Мне хотелось придумать новый способ убийства, но этот метод так хорошо сработал со Спенсером! На мою одежду не попало ни капли крови. Я ценю аккуратность убийства.

Тело Джулиуса сотрясает дрожь. Он понимает, что я собираюсь сделать? Пожалуй, неправильно растягивать процесс убийства. Мне нужно быть гуманнее и умертвить его быстро. Но святость и милосердие не про меня. У нас с Джулиусом есть одно общее: мы не тяготимся своими пороками и недостатками. И прекрасно уживаемся со своими грехами.

Поэтому я рассказываю Джулиусу, что с ним будет. Он мычит и ерзает, пока я излагаю ему детали своего плана. У него восстановился контроль над мышцами, но это уже не важно. Он не сможет сорвать с головы полиэтиленовую обмотку. А мне становится даже интересно: чем вызвана дрожь в его конечностях – ударом тока или страхом?

А, в принципе, без разницы. Мне по-любому доставляет наслаждение страдание Джулиуса. Я начинаю обматывать ленту вокруг его головы. По лицу Джулиуса текут слезы и сопли. До чего же приятное зрелище!

Глава двадцать четвертая