— Крис, — простонала она, — я… я… что со мной?
— Поранилась, выламывая дверь, — сказал я сухо.
У меня что-то случилось с губами, особенно с нижней, по ней словно мурашки бегали. Пришлось ее прикусить.
Хари с минуту разглядывала свисающие с косяка зазубренные куски пластмассы, затем посмотрела на меня. Подбородок у нее задрожал, я видел, каким усилием она пыталась побороть страх.
Я отрезал кусок марли, вынул из шкафа присыпку на рану и возвратился к кровати. Все, что я нес, вывалилось из моих внезапно ослабевших рук, стеклянная баночка с коллодием разбилась, но я даже не наклонился. Лекарства были уже не нужны.
Я поднял ее руку. Засохшая кровь еще окружала ногти тонкой каемкой, но все раны уже исчезли, а ладони затягивала молодая розовая кожа. Шрамы бледнели просто на глазах.
Я сел, погладил ее по лицу и попытался ей улыбнуться. Не могу сказать, что мне это удалось.
— Зачем ты это сделала, Хари?
— Нет. Это… я?
Она показала глазами на дверь.
— Да. Не помнишь?
— Нет. Я увидела, что тебя нет, страшно перепугалась и…
— И что?
— Начала тебя искать, подумала, что ты, может быть, в ванной…
Только теперь я увидел, что шкаф сдвинут в сторону и открывает вход в ванную.
— А потом?
— Побежала к двери.
— Ну и?..
— Не помню. Что-то должно было случиться…
— Что?
— Не знаю.
— А что ты помнишь? Что было потом?
— Сидела здесь, на кровати.
— А как я тебя принес, не помнишь?
Она колебалась. Уголки губ опустились вниз, лицо напряглось.
— Мне кажется… Может быть… Сама не знаю.
Она опустила ноги на пол и встала. Подошла к разбитой двери.
— Крис!
Я взял ее сзади за плечи. Она дрожала. Вдруг она быстро обернулась и заглянула в мои глаза.
— Крис, — шептала она. — Крис.
— Успокойся.
— Крис, а если… Крис, может быть, у меня эпилепсия?
Эпилепсия, боже милостивый! Мне хотелось смеяться.
— Ну что ты, дорогая. Просто двери, понимаешь, тут такие, ну, такие двери…
Мы покинули комнату, когда с протяжным скрежетом открылись наружные заслонки, показав проваливающийся в океан солнечный диск, и направились в небольшую кухоньку в противоположном конце коридора. Мы хозяйничали вместе с Хари, перетряхивая содержимое шкафчиков и холодильников. Я быстро заметил, что она не слишком утруждала себя стряпней и умела немногим больше, чем открывать консервные банки, то есть столько же, сколько я. Я проглотил содержимое двух таких банок и выпил бесчисленное количество чашек кофе. Хари тоже ела, но так, как иногда едят дети, не желая делать неприятное взрослым, даже без принуждения, но механически и безразлично.
Потом мы пошли в маленькую операционную рядом с радиостанцией. У меня был один план. Я сказал Хари, что хочу на всякий случай ее осмотреть, уселся на раскладное кресло и достал из стерилизатора шприц и иглу. Я знал, где что находится, почти на память, так нас вымуштровали на Земле. Взял каплю крови из ее пальца, сделал мазок, высушил в испарителе и в высоком вакууме распылил на нем ионы серебра.
Вещественность этой работы действовала успокаивающе. Хари, отдыхая на подушках разложенного кресла, оглядывала заставленную приборами операционную.
Тишину нарушил прерывистый зуммер внутреннего телефона. Я поднял трубку.
— Кельвин, — сказал я, не спуская глаз с Хари, которая с какого-то момента впала в апатию, как будто изнуренная переживаниями последних часов.
— Ты в операционной? Наконец-то! — услышал я вздох облегчения.
Говорил Снаут. Я ждал, прижав трубку к уху.
— У тебя гость, а?
— Да.
— И ты занят?
— Да.
— Небольшое исследование, гм?
— А что? Хочешь сыграть партию в шахматы?
— Перестань, Кельвин. Сарториус хочет с тобой увидеться. Я имею в виду — с нами.
— Вот это новость! — Я был поражен. — А что с… — Я остановился и закончил: — Ты один?
— Нет. Я неточно выразился. Он хочет поговорить с нами. Мы соединимся втроем по видеофону, только заслони экран.
— Ах так! Почему же он просто мне не позвонил? Стесняется?
— Что-то в этом роде, — невнятно буркнул Снаут. — Ну так как?
— Как договоримся? Скажем, через час. Хорошо?
— Хорошо.
Потом Снаут нерешительно спросил:
— Ну, как ты?
— Сносно. А ты как?
— Думаю, немного хуже, чем ты. Ты не мог бы…
— Хочешь прийти ко мне? — догадался я. Посмотрел через плечо на Хари. Она склонила голову на подушку и лежала, закинув ногу на ногу, с безотчетной скукой подбрасывая серебристый шарик, которым оканчивалась цепочка у ручки кресла.
— Оставь это, слышишь? Оставь, ты! — донесся до меня громкий голос Снаута.
Я увидел на экране его профиль. Остального я не слышал — он закрыл рукой микрофон, — но видел его шевелящиеся губы.
— Нет, не могу прийти. Может, потом. Итак, через час, — быстро проговорил он, и экран погас.
Я повесил трубку.
— Кто это был? — равнодушно спросила Хари.
— Да тут один… Снаут. Кибернетик. Ты его не знаешь.
— Долго еще?
— А что, тебе скучно? — спросил я.
Я вложил первый из серии препаратов в кассету нейтринного микроскопа и по очереди нажал цветные кнопки выключателей. Глухо загудели силовые поля.