Солярис. Возвращение со звезд.

Первое впечатление было, словно я сидел у театральной сцены или даже на самой сцене — так близко были актеры. Казалось, протяни руку — и дотронешься до них. Мне повезло, шла историческая драма из моих времен; время действия точно не указано, но, судя по некоторым подробностям, все происходило спустя несколько лет после моего отлета.

Сначала я наслаждался костюмами: сценография была натуралистична, но именно это меня и развлекало, ибо я улавливал множество ошибок и анахронизмов. Герой, весьма интересный, смуглый брюнет, вышел из дому во фраке (было раннее утро) и поехал в автомобиле на свидание с любимой; на нем был и цилиндр, но серый, как у англичанина, едущего на скачки. Потом показывали романтический кабачок с хозяином, каких я в жизни не видал,— он был вылитый пират; герой уселся прямо на фалды фрака и потягивал через соломинку пиво; и так далее, и так далее.

Вдруг мне расхотелось смеяться: появилась Аэн. Одета она была бестолково, но это сразу потеряло всякое значение. Зрители понимали: она любит другого, а этого юношу обманывает; типичная героиня мелодрамы, коварная, приторная — штампы и банальность. Но Аэн не поддалась искушению. Она показывала девушку безрассудную, самозабвенную и из-за безграничной наивности собственной жестокости — ни в чем не повинную, делавшую несчастными всех именно потому, что не хотела принести несчастья никому. Бросаясь в объятия одного, она забывала о другом так неподдельно, что верилось в ее искренность.

Впрочем, весь этот вздор куда-то уходил, и оставалась лишь Аэн, великая актриса.

Реаль был не то что обычный телетеатр. Если вглядываться в какой-нибудь фрагмент сцены, фрагмент этот начинал увеличиваться и разрастаться, так что каждый зритель сам, по собственному выбору, решал, хочет он видеть первый план или общий, Причем на краю поля зрения пропорции не искажались. Это была дьявольски хитроумная оптическая комбинация, создававшая иллюзию сверхъестественно четкой, многократно усиленной яви.

Потом я вернулся к себе, чтобы уложить вещи: через несколько минут надо было уезжать. Вещей оказалось многовато, я был еще не готов, когда запел телефон: подали мой ульдер.

— Сейчас спущусь,— сказал я. Робот-носильщик забрал чемоданы. Выходя из номера, я вновь услышал телефон. Я задержался. Легкий сигнал повторялся неутомимо. Еще решит, что я сбежал, подумал я и снял трубку, не совсем понимая, зачем я это делаю.

— Это ты?

— Да. Ты проснулась?

— Давно уже. Что ты делаешь?

— Смотрел тебя. В реале.

— Да? — переспросила она. В голосе ее послышалось удовлетворение, означавшее: он мой.

— Нет,— сказал я.

— Что нет?

— Аэн, ты — великая актриса. Но я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь.

— А ночью ты тоже был не тот? — перебила Аэн. В голосе ее звенела веселая нотка — и мне опять стало смешно. Я никак не мог успокоиться: этакий звездный квакер, совершивший грехопадение, суровый, раскаивающийся, скромный.

— Нет,— сказал я, с трудом сдерживаясь,— я был тот. Но я уезжаю.

— Навек?

Этот разговор развлекал ее.

— Послушай,— начал я и остановился, не зная, что сказать. Какое-то время я слышал только ее дыхание.

— И что дальше? — спросила Аэн.

— Не знаю,— я быстро поправился,— ничего. Я уезжаю. Это бессмысленно.

— Конечно,— согласилась она,— и поэтому замечательно. Что ты смотрел? «Подлинных»?

— Нет. «Возлюбленную». Послушай...

— Это — полный провал. Я видеть этого не могу. Моя худшая вещь. Посмотри «Подлинных». Или нет, приходи вечером. Я тебе покажу. Нет, нет, сегодня не смогу. Завтра.

— Аэн, я не приду. Я действительно сейчас уезжаю...

— Не говори «Аэн», говори «послушай»...— попросила она.

— Послушай, пойди ты к черту!!! — сказал я и положил трубку, мне стало ужасно стыдно, я поднял ее, снова положил и выбежал из номера, словно за мной гнались. Я спустился вниз, а оказалось, что ульдер на крыше. Пришлось опять ехать наверх.

На крыше был сад с рестораном и посадочная площадка. Точнее, гибрид ресторана и посадочной площадки, перемешанные ярусы, летающие перроны, невидимые шахты — я ни за что не отыскал бы своего ульдера и за целый год. Но меня подвели к нему чуть ли не за руку. Он был меньше, чем я думал. Я спросил, сколько продлится полет,— мне хотелось почитать.

— Около двенадцати минут.

За чтение браться не стоило. Внутри ульдер немного напоминал экспериментальную ракету Термо-Факс, которой я когда-то управлял, только немного комфортабельнее, но когда закрылись двери за роботом, любезно пожелавшим мне счастливого пути, стены сразу стали прозрачными, а поскольку я сидел на переднем из четырех мест (остальные были свободны), впечатление создалось такое, будто я летел на стуле, помещенном в большом стакане.