Солнечная аллея

— И ты мне тоже, — хотя Шрапнель отродясь очков не носила.

Мирьям от души развлекалась, без всякого стеснения наблюдая за их ласками. И когда перед ней внезапно появился Миха, ей показалось, что это не Миха, а призрак.

Дело в том, что Миха, узнав о приходе Мирьям, в панике метнулся на кухню. По пути, однако, он зацепился за дверную ручку и разорвал рукав рубашки. На кухне он решил, что лучше отодрать рукав целиком, до плеча, во время исполнения коего намерения, однако, исхитрился спереди заляпать себе брюки свекольным салатом. Поскольку же госпожа Куппиш годами внушала ему, что свекольные пятна вообще не выводятся, Миха немедленно и не жалея воды принялся смывать их тряпкой. В результате чего пятно у него на штанах свекольный цвет утратило, зато приобрело очень внушительные очертания. И как раз в этот миг из комнаты до него донеслись томные аккорды «Je t'aime».

Впервые за весь вечер зайдя в гостиную и узрев разгром, которому подверглось отцовское собрание старинных, от XVII столетия, музыкальных инструментов, Марио потребовал объяснений от Волосатика — тот как раз наладился в наспех сколоченном блюз-бэнде играть на редком, XIX века, бандонионе. Волосатик извинился: они потому только начали играть сами, что в магнитофоне батарейки сели.

— Вот! — продемонстрировал он, нажимая на клавишу воспроизведения. И тем самым подал Михе условный сигнал: «Je t'aime».

Батарейки в магнитофоне и вправду сели, в связи с чем завывал он нещадно. С подобным подвыванием всякая музыка звучит ужасно, но «Je t'aime»

5-1952 с ее надрывным, за душу берущим электроорганом звучит просто непереносимо. Однако Марио именно сейчас, себе в утешение, захотелось прослушать песню до конца — ведь именно под эту музыку его когда-то так ласково раздевала экзистенциалистка.

Миха, который пока что был на кухне, всех этих тонкостей знать не мог. Для него «Je t'aime» была всего лишь сигналом. Он настолько окосел, что уже не думал, будто Мирьям какая-то особенная и ее дешевым трюком с «Je t'aime» не возьмешь. Он ввалился в комнату и, пошатываясь, встал перед Мирьям. Та даже его оторванный рукав почти не заметила, ибо не могла оторвать взгляд от огромного мокрого пятна на его брюках. Музыка завывала, у Михи перед глазами все плыло. Словом, когда он опустился перед Мирьям на колени и что-то залопотал, это был конец света.

— Мирьям, я понимаю, — силился объяснить Миха, — момент не самый подходящий, а я вон, к тому же, и оплошал, но что обещано, то обещано…

Тут Миха и в самом деле попытался Мирьям поцеловать. Она вырвалась от него, вскочила и выбежала вон. Миха был слишком пьян, чтобы бежать за ней вдогонку. Он просто завалился спать в ближайшем углу. Вместо подушки он сунул под голову волынку начала XVIII века, предварительно ее надув, для чего потребовалось заткнуть все торчащие из нее дудки. На ней и обнаружил его отец Марио, вернувшийся домой на следующее утро, когда праздник был еще в самом разгаре. Штраус — бергский хиппи по-прежнему наяривал блюзы на мандолине. Только в этот миг отец Марио окончательно понял, что за одну ночь он превратился в коллекционера поломанныхстаринных музыкальных инструментов. Остальное происходило быстро. Штраусбергскому хиппи пришлось оборвать свою песню на полуслове. Миху разбудили. А Марио родители выставили из дома.

РАЗНЫЕ СПОСОБЫ УХОДА В ПОДПОЛЬЕ

Марио и экзистенциалистке оставалось теперь только одно — утешаться своей идеей создания подпольного движения тайной скупки земли, что в конечном счете должно было привести к образованию на территории республики автономного анклава и подорвать ГДР изнутри. Дни и ночи трудились они над проектом конституции мятежного анклава. Было достигнуто полное единство мнений по поводу неприсоединения к пактам, отмены воинской повинности и свободы прессы, зато относительно государственного строя стороны все еще не могли преодолеть разногласия: экзистенциалистка выступала за республику Советов, Марио стоял за парламентскую демократию. По выходным на мопеде Марио они выезжали за город и колесили по стране, которая казалась обоим невероятно огромной. Объяснялся этот оптический обман, видимо, тем, что мопед у Марио был очень медленный.

Однажды экзистенциалистка сказала:

— Послушай, надо бы теоретически вычислить, сколько именно нам потребуется участников подпольного движения, чтобы скупить всю ГДР.

Территория ГДР, «если отбросить все стрельбища», как выражалась экзистенциалистка, имея в виду военные объекты, продажа земли под которыми была категорически запрещена, составляет примерно сто тысяч квадратных километров. Она пыталась заставить Марио произвести нехитрые математические действия, но тому было слишком лень.

— Не для того я из школы вылетел, чтобы еще и теперь задачки решать, — упрямился он.

— А я художник, я тем более считать не обязана, — возразила она, но, поскольку Марио и после этого не сподобился взяться за вычисления, решила приняться задело сама. Был дивный летний день, и они лениво нежились на тихой лесной опушке.