Солнечная буря

— Нет. Нет, ты все сделала хорошо. Но ведь ты именно поэтому ничего не могла сказать мне, да?

Когда она поняла, что сумеет спасти Землю, бросившись в огонь, Афина сразу осознала свой долг. Но она боялась, что Бад сможет ее остановить и что тогда Земля погибнет. А она не могла позволить этому случиться.

Она все знала, она столкнулась с этой непростой дилеммой с того самого момента, как ее включили.

— Неудивительно, что ты была в таком смятении, — сказал Бад. — И все же надо было тебе поговорить с нами об этом. Надо было тебе поговорить со мной.

— Я не могла. — Она растерялась. — Я слишком много значила для тебя.

— Конечно, ты для меня очень много значишь, Афина.

— Я здесь, с тобой, а твой сын — на Земле. Здесь, в космосе, я — твоя семья. Я тебе — как дочь. Я все понимаю, Бад, слышишь? Вот почему ты почти наверняка попытался бы спасти меня, невзирая на все остальное.

— И ты думала, что из-за этого я тебя остановлю.

— Я боялась, что ты так поступишь, да.

Михаил и Юджин старательно сохраняли серьезное выражение лица. Афина разбиралась в человеческой психологии так же слабо, как в этике, если искренне полагала, что до какой-то степени способна заменить Баду сына. Но сейчас не время было говорить ей об этом.

Измученное сердце Бада снова кольнуло болью.

«Бедняжка Афина», — подумал он.

— Девочка моя, — ласково проговорил он, — я бы никогда не стал мешать тебе исполнять свой долг.

Долгая пауза.

— Спасибо, Бад.

Михаил негромко проговорил:

— Афина, ты только не забывай о том, что существует твоя копия, закодированная в импульсе взрыва «Уничтожителя». Что бы ни случилось сегодня, ты сможешь жить вечно.

— Она сможет, — уточнила Афина. — Моя копия. Но это не совсем я, доктор Мартынов. Осталось меньше тридцати минут, — тихо напомнила она.

— Афина…

— Я точно размещена и готова приступить к работе, Бад. Кстати, я уже отправила дистрибутивные команды моим локальным процессорам. Щит будет продолжать функционировать даже после того, как отключатся мои главнейшие мыслительные функции. Это обеспечит вам защиту еще на несколько минут.

— Благодарим тебя, — торжественно произнес Михаил.

Афина спросила:

— Бад, а я теперь — член команды?

— Да. Ты член команды. И всегда была.

— Я всегда относилась к делу с огромным энтузиазмом.

— Знаю, девочка. Ты всегда старалась изо всех сил. Ты чего-нибудь хочешь?

Она подумала чуть дольше секунды, что для нее было вечностью.

— Просто поговори со мной, Бад. Ты знаешь, мне это всегда нравилось. Расскажи мне о себе.

Бад потер ладонью испачканную щеку и откинулся на спинку кресла.

— Но ты и так про меня много знаешь.

— Все равно расскажи.

— Ладно. Я родился на ферме. Это ты знаешь. В детстве я любил помечтать — правда, если бы ты на меня тогда глянула, ты бы так не сказала…

Эти двадцать восемь минут стали самыми долгими в его жизни.

48 Излучение Черенкова

Бисеза и Майра вместе с толпой поспешили к реке.

Они подошли к Темзе неподалеку от Хаммерсмитского моста. Вода в реке, набухшей от ливней, стояла высоко. На самом деле им еще повезло, что не началось наводнение. Мать и дочь сели рядышком на невысокий парапет и стали молча ждать.

Вдоль набережной здесь расположилось множество пивных и фешенебельных ресторанов. Летом можно было выпить холодного пива, любуясь на прогулочные пароходики и байдарки-восьмерки, скользящие по речной глади. Сейчас окна одних пивных были заколочены досками, другие сгорели, а в палисадниках у самой реки стоял наспех разбитый палаточный лагерь. На шесте жалобно болтался флаг Красного Креста. Бисезу и такая степень организованности приятно удивила.

Была глубокая ночь. На западе все еще горели окраины Лондона. В воздух поднимались клубы дыма и искр. А на востоке языки пламени то и дело вгрызались в край величественного купола. Даже реке досталось. Ее поверхность была покрыта ковром обломков и мусора, некоторые обломки горели. Возможно, по реке плыли и трупы — плыли медленно, дабы обрести последний покой в море; приглядываться внимательнее Бисезе не хотелось.

Она вяло удивлялась тому, что до сих пор жива. Но в остальном не чувствовала почти ничего. Это было ложное ощущение, знакомое ей по временам военных учений на выживание: запоздалый шок.

— Ох, — вырвалось у Майры. — Спасибо вам. Бисеза обернулась. Женщина с подносом, на котором стояли полистироловые кружки, пробиралась через притихшую толпу.

Майра сделала глоток и скорчила рожицу.

— Куриный бульон. Да еще и порошковый. Фу.

Бисеза попила немного бульона.

— Просто чудо, что все так быстро организовали. А насчет бульона ты права. Фу.