Солнечная лотерея

– Выдавали бы любой продукт, все, что душа пожелает! Да, вот это был принцип!

– Принцип божественной отрыжки. Или принцип размножения посредством чуда, – кивнул Гамильтон. – В этой свихнувшейся реальности чудо здорово бы пригодилось.

– Мы бы переплюнули коммуняк, – поддержал его Лоуз. – Им приходится вкалывать до седьмого пота. А нам бы нужен был только этот бар.

– И немного трубок из–под неона, – напомнил Джек.

– Ты говоришь так печально, – забеспокоилась Силки. – Что–нибудь случилось?

– Ничего, – кратко ответил Гамильтон. – Ровным счетом ничего.

– Может, я могу помочь?

– Нет. – Он слегка улыбнулся. – Но все равно спасибо.

– Если хочешь, пойдем на второй этаж и ляжем в постельку. – Она с готовностью сдвинула юбку, обнажая пухлые ляжки.

Джек похлопал ее по руке:

– Ты хорошая девчонка. Но это не поможет.

– Уверен?

Она призывно подалась вперед. Груди ее в этот момент напоминали два тяжелых штурмовика, идущих на таран.

– Как–нибудь… в другой раз.

– Какая милая беседа! – Марша состроила презрительную гримасу.

– Мы просто дурачимся, – мягко сказал ей Джек. – Не обижайся, пожалуйста.

– Смерть мировому капиталу! – торжественно рыгнув, провозгласил Лоуз.

– Вся власть – рабочему классу! – тут же откликнулся Гамильтон.

– За народную демократию! – продолжил Лоуз.

– За Союз Советских Социалистических Штатов.

Оторвавшись от пивных кружек, работяги за стойкой хмуро глянули в их сторону.

– Потише, олухи! – просипел Макфиф.

– Слушайте, слушайте! – кричал Лоуз, стуча по столу перочинным ножом. Открыв лезвие, он угрожающе выставил его. – Я сдеру шкуры с хищников Уолл–стрит!

Джек с подозрением смерил его взглядом:

– Негры не носят ножей. Это клевета буржуазии.

– А я ношу.

– Тогда ты не негр. Ты – скрытый негр, предавший свою религию.

– Свою религию? – непонимающе повторил Лоуз.

– Понятие расы – фашистская категория, – сообщил ему Гамильтон. – Негры – это религиозно–культурная группа, и ничего больше.

– Черт возьми! – Лоузу заявление Джека пришлось по душе. – Такая стряпня начинает мне нравиться!

– Может, потанцуем? – спросила Гамильтона Силки. Неожиданно в ее голосе появились властные нотки.

– Не хочу, – сухо ответил Джек.

– Что мы можем сделать для революции? – с энтузиазмом обратился к присутствующим Лоуз. – Кого надо убить?

– Не важно, – махнул рукой Гамильтон. – Первого встречного, кто умеет читать и писать.

Силки и кое–кто из работяг обменялись настороженными взглядами.

– Джек, – заерзала на стуле подружка, – такими вещами не шутят!

– Ни в коем случае! – согласился Гамильтон. – Нас самих едва не линчевал этот бешеный пес Тиллингфорд.

– Ликвидируем Тиллингфорда! – закричал Лоуз.

– Я сделаю это, – брякнул Джек. – Растворю его в кислоте и спущу в унитаз.

Силки по–прежнему не сводила с Джека озадаченного взгляда.

– Прошу тебя, не говори так. Ты пугаешь меня.

– Пугаю? Почему же?

– Потому что… – Она сделала беспомощный жест. – Мне кажется, ты говоришь с сарказмом.

У Марши вырвался истеричный всхлип:

– О боже… она еще и рассуждает!..

Пролетарии тем временем соскользнули с табуретов и, лавируя меж столиками, тихо приближались. Шум в баре стих. Смолк музыкальный автомат. Подростки в дальнем углу сорвались с мест и быстро выскочили на улицу.

– Джек, – испуганно шепнула Силки, – будь осторожен. Ради меня!

– Вообще–то, я многое уже повидал! – усмехнулся Гамильтон. – Даже политически подкованную шлюху. Ай да ты!.. Честная девушка, говоришь? Развращена системой?

– Золотом толстосумов, – мрачно поправил Лоуз, переворачивая опорожненную бутылку. – Совращена пузатым богатеем. А может, священником! Он ее девственность прибил на стене библиотеки, над камином.

Марша тревожно оглядывалась вокруг.

– На самом деле это совсем не бар. Только жалкое подобие…

– Бар, вид спереди, – уточнил Гамильтон. – А тебе что нужно?

– Тогда сзади, – медленно продолжила Марша, – это… партячейка. А твоя подружка…

– Ты работаешь на Гая Тиллингфорда, верно? В тот день я тебя там посадила в машину?

– Да. Но Тиллингфорд меня уволил. Полковник Эдвардс выгнал, Тиллингфорд выгнал… и боюсь, что этим не закончится.

Гамильтона почему–то крайне позабавил тот факт, что пролетарии, окружавшие столик, оказались при оружии. Каждый в этом мире вооружен. И каждый – на той или на другой стороне. Даже юная потаскушка.

– Силки, – проговорил вслух Джек, – я тебя с кем–нибудь другим не перепутал?

Девица на миг смутилась. Потом тряхнула головой, расплескав по плечам волны светлых волос.

– Правда… все кажется немножко странным… Ничего не понять.

– Да, каша заварилась густая…

– Я–то, дура, решила, – сокрушенно вздохнула Силки, – что мы на одной стороне баррикад. Что мы друзья…

– А мы и так друзья. По крайней мере – были. Где–то в другом месте… Далеко–далеко отсюда.

– Разве ты не собирался меня эксплуатировать?

– Дорогая моя… – заметил Джек с горечью. – Эксплуатировать тебя – мое самое заветное желание. В любом месте, в любом чокнутом мире. Ох, как хочется взять тебя покрепче и так от… отэксплуатировать, чтоб твоя сказочная грудь затряслась, как осинка на ветру.