Солнечная палитра

Получив это письмо, Василий Дмитриевич попросту сбежал из Парижа в Москву, так и не кончив курса лечения у Шарко. Друзья с огорчением узнали, что он вернулся неисцеленным, а все возлагали на чудодейственного эскулапа большие надежды.

— Поправлюсь, поправлюсь на деревенском воздухе! — убеждал он их и, переполненный самыми радужными планами на будущее, помчался в Бёхово.

Для усадьбы и дома ему больше всего приглянулся тот бугор на урочище Борок, который он показывал когда-то Коровину. Но бугор принадлежал не госпоже Саблуковой, а бёховским крестьянам.

Василий Дмитриевич предложил им променять 26 десятин пашни на 13 десятин этого бугра. Однако дело с променом участков затягивалось, и тогда он решил строить рядом с саблуковской ветхой усадьбой временный небольшой домик с комнатой на чердаке для художественной мастерской.

Уезжая во Францию, он оставил почти законченной картину «Федюшкино воспоминание». Эскизы для нее были сделаны еще два года назад в Абрамцеве. В Москве он вернулся к этому полотну и, предвкушая, как будет писать пейзажи на берегах Оки, работал над ним с большим воодушевлением.

Картина получилась очень поэтичной, проникновенной и немного грустной: тихий лесной уголок осенней порой; дремучий смешанный лес сплошной стеной окружил мелкую и прозрачную речку; золотые и оранжевые березы чередовались с темными островерхими елями; маленькая одинокая осинка горела пунцовым пламенем; налево высился еще по-летнему зеленый дуб. Краски были яркие, нарядные, звонкие и одновременно какие-то тревожные. Казалось, словно пела где-то в лесу нежная и тонкая скрипка.

Свои произведения художник или продавал, или дарил друзьям. «Федюшкино воспоминание» он особенно любил, и ему захотелось оставить его для своего будущего музея^[10].

* * *

К весне домик по соседству с саблуковским был готов, и Василий Дмитриевич с семьей переселился туда.

Бёховские крестьяне постепенно перестали его чуждаться. Они видели, что барин был человек простой, хотя и шибко, как им думалось, чудаковатый.

Иногда Василий Дмитриевич бросал хозяйственные дела, брал этюдник и вырывался писать пейзажи, однако к серьезным полотнам не приступал — некогда было.

И за одно лето он точно преобразился. «Его величества кислород», купание в Оке два раза в день, работа с топором и лопатой и вся хлопотная деревенская жизнь, казалось, навсегда исцелили его. Красота Оки всецело захватила художника. Каждый день, каждый час река раскрывала перед ним новые свои краски. Он бродил вдоль ее берегов и голубой весной, и знойным летом, и золотой осенью…

Как-то темным октябрьским вечером приехал в Бёхово Коровин. Далеко за полночь зашла беседа двух друзей-художников. Они выпили на брудершафт.

Василий Дмитриевич с увлечением говорил о своих будущих полотнах. Ему мерещилось множество окских пейзажей.

«Поэтом красок», «художником света» называли его раньше. Теперь Костенька Коровин дал ему имя «поэт Оки».

Два дня прожил бывший ученик у своего бывшего учителя, потом вернулся в Москву. А Поленов остался. Предвкушая будущую творческую работу, он перебирал свои краски, кисти, чинил мольберты, сам мастерил подрамники, натягивал холсты.

Какую же Оку запечатлеть первой? Он выбрал самую скромную и блеклую — глухой осенью. Из окна чердачной мастерской им был написан этюд. А следующей зимой с этого этюда он закончил один из своих самых проникновенных пейзажей.

Это «Ранний снег».

Художник хотел захватить как можно больше пространства, поэтому картина получилась сильно вытянутой в длину.

Тут нет обычного поленовского солнца, игры светотеней. Порыжелая, высохшая листва еще не везде облетела с потемневших осенних кустов и деревьев. Небо пасмурное, серо-лиловое, дали исчезают в темной дымке; свинцовая Ока вот-вот застынет, белый снег покрыл землю. Природа готова погрузиться в зимний сон; чувствуется молчаливое ожидание сна. Пейзаж удивительно красив и величествен.

Поленов любил это полотно и сделал с него несколько повторений. Первый этюд он оставил себе, а сама картина разными окольными путями попала в Париж.

25. В доме на Оке

Спасибо дорогому художнику за его «Золотую осень».

Запись в книге отзывов музея имени В. Д. Поленова по поручению 40 чел. студентов физического факультета Московского университета

Промен участка в конце концов удалось оформить. Бугор Борок с можжевеловым кустом посреди стал собственностью Василия Дмитриевича.

В голубой рабочей блузе, в сапогах, с топором за поясом каждый день отправлялся художник на стройку большого дома.

Он работал наравне с плотниками, шутил с ними и говорил:

— Если бы судьба не сделала меня живописцем, я бы пошел в архитекторы или в плотники.

Он вспоминал свое детство, когда на берегу реки Ояти также строился дом. Новый дом на берегу Оки он давно решил построить по образцу имоченского.