Солнечная палитра

Василий Дмитриевич был убежден, что начавшаяся революция пойдет и дальше.

«Тяжелое время, а что еще будет, когда начнется настоящий ответ на гнусные обманы и мошенничества нашего подлого правительства…» — писал он жене.

Лето и осень 1905 года Василий Дмитриевич провел, как всегда, в Борке, но не работалось ему в новой мастерской. Запираясь в своем «Аббатстве», он снова спрашивал себя: нужны ли народу его картины из жизни Христа в тот час, когда революция стучится во все двери?

В дни Декабрьского восстания Василий Дмитриевич был в Москве. Он жил в ту пору на Садово-Кудринской, неподалеку от мест самых жестоких боев, и вел подробный дневник событий; несколько раз удавалось ему пробираться на баррикады, и он даже делал с них зарисовки.

Революция закончилась поражением, наступили черные дни реакции.

Василий Дмитриевич очень остро переживал это поражение. Весной 1906 года он уехал в Борок и опять замкнулся за белыми стенами своего «Аббатства», продолжая упорно работать над произведениями «Евангельского круга».

И тут его кисть начала ему изменять — его охватила усталость. На многих полотнах сказывалась спешка; иные напоминали эскизы, в которых художник все внимание уделял только пейзажу. А фигуры оставались невыразительными, однообразными; порой он изображал их настолько мелкими, что невозможно было различить лица.

Верная Наталья Васильевна, всячески старавшаяся поднять дух мужа, со страхом начала замечать, что в художественном отношении каждая следующая картина выходит слабее предыдущей.

Самыми слабыми оказались последние полотна, посвященные страданиям и смерти Христа.

Драматические события и раньше с трудом удавались художнику, а теперь былое мастерство окончательно изменило ему.

Но сам он словно не замечал этого и по-прежнему продолжал методично работать изо дня в день.

Он работал, а за огромным окном его мастерской березы трепетали листьями, солнце сияло, синели бескрайние дали на противоположном берегу Оки.

Порой он не выдерживал затворничества под мрачными сводами «Аббатства», брал этюдник и выходил на берег Оки, чтобы в сотый раз запечатлеть ее вечно изменяющуюся красоту.

Но и маленькие пейзажи также были не те — видно, начала слабеть стареющая рука художника, и многоцветность его палитры тускнела.

Василий Дмитриевич вел жизнь размеренную, расписанную точно по часам. Ежедневно по два-три часа в день он занимался физическим трудом; во время дождя шел в свою столярную мастерскую и там что-то выпиливал, строгал, вытачивал, а если погода была хороша, спускался к Оке.

Ему хотелось оградить безопасное место для купания детей. Для этой цели на мелком месте сооружалась им каменная дамба, которую в шутку прозвали «108 чудо света». Отправлялся он на лодке на каменоломни, сам выламывал камни, доставлял их по воде и в определенных местах сбрасывал. Каждую весну дамбу сносило, и ему снова приходилось ее возобновлять.

Василий Дмитриевич очень любил своих подрастающих детей, особенно младших, Ольгу и Наташу; он вытачивал им деревянные куклы, играл с ними и с их друзьями на реке, учил их нехитрому искусству плавания на лодках под парусом, а иной раз забирался с ними в «Адмиралтейство» — глинобитный сарай на берегу Оки, где хранились весла, паруса, уключины и где всегда уютно пахло краской и варом. Там он рассказывал детям о благородных рыцарях и их бессмертных подвигах в честь прекрасных дам сердца… И вдруг обрывалась его речь на полуслове. Посмотрев на часы, он молча вставал и возвращался в свое «Аббатство».

В 1909 году, после пятнадцатилетнего неустанного труда, картины «Евангельского круга» были наконец завершены. Василий Дмитриевич присоединил к ним уменьшенные повторения полотен «Христос и грешница», «Генисаретское озеро», «Среди учителей». Была организована его персональная выставка. В Петербурге художник выставил 58 картин, затем в Москве и Твери по 64 картины.

В это время в искусстве было в моде течение так называемых декадентов; многие живописцы как будто нарочно уродовали натуру, искажали жизнь.

Рядом с подобными «шедеврами» пейзажи на полотнах «Евангельского круга» казались подлинным половодьем света и красоты. Народу ходило на поленовские выставки множество; их посетило свыше ста тысяч человек. Пространные рецензии в газетах правого направления были восторженные, однако газеты левых взглядов доказывали, что Поленов отстал от жизни по крайней мере на полвека. И все же печать всех без исключения направлений с глубоким уважением говорила о самоотверженном многолетнем труде художника.

Для некоторых кругов русской интеллигенции, мечтавших о мирном обновлении страны, были характерны уход в религию и идеализация прошлого. Для таких кругов эти картины Поленова в какой-то мере были дороги и близки.

Со временем они попали в различные музеи страны, многие из них оказались за границей. Картины эти впечатляли, когда висели все вместе, а каждая в отдельности ласкала глаз лишь своим красивым, но чуждым пейзажем Ближнего Востока.

* * *