Солнечная сторона улицы

Мы побежали в школьную библиотеку, перекопали кучу книг, узнали про светящиеся пигменты на брюшке светляка и на следующий день все выложили Тольке.

Он выслушал, кивнул.

— Правильно. Ну, хорошо. А куда они улетают на зиму?

Мы с Сашкой понурили головы, совсем ошарашенные. А Толька довольный ушел, размахивая руками и насвистывая.

Мы снова помчали в библиотеку. Снова сообщили Тольке все, что вычитали. А он выслушал и — бах! Еще отчебучил пару вопросиков.

Так продолжалось несколько дней. Мы с Сашкой уже стали думать: «Какой же умный Толька! Столько знает о животных!». А тут еще услышали — он задает вопросы не только нам, но и другим ребятам. В общем, мы зауважали Тольку, в наших глазах он уже выглядел ученым. И вдруг все раскрылось.

Толька при всех задал вопрос Ленке Покровской.

— Знаешь, почему гремучая змея называется гремучей?

— Знаю, — улыбнулась Ленка. — Потому, что у нее на хвосте растут кольца, которые гремят, как погремушки.

Толька раскрыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но Ленка опередили его:

— А вот ты скажи. Кто может полгода не есть?

— Верблюд! — твердо заявил Толька.

— И нет! — Ленка тряхнула головой. — Паук!.. А кто видит, что впереди, сбоку, сверху, снизу и сзади?

— Сова!

— Нет. Стрекоза!.. Почитай книжки. Ты хитрый. Задаешь вопросы, чтобы тебе все узнавали. Чем заниматься своей дурацкой борьбой, лучше почитай книжки.

Толька покраснел и сразу из ученого превратился в круглого недоучку.

Дни на веревке

За окном была весна. По всему городу текли ослепительные ручьи, в оврагах бушевали водопады, и первые смельчаки гуляли без пальто. А мой друг Юрка лежал в больнице.

Уже запах талого снега сменился на запах сохнущей земли. Уже почки набухли и светились, как лампочки, уже от асфальта шел пар, и все тише бормотали задыхающиеся водопады, и облака становились высокими и неподвижными. А Юрка все лежал в больнице.

Уже солнце вовсю проказничало — раскидывало сверху стрелы; уже листвой покрылись метелки берез и в скворечнях галдели желторотые. А Юрка все лежал в больнице. Мой близкий друг Юрка лежал с тяжелой простудой. Он каждую весну простужался — такой был болезненный.

«Наверно, ему там скучно, — думал я. — Наверно, хочет со мной поболтать, сразиться в шашки… Но мне все некогда к нему зайти. Много дел; то одно, то другое».

Из нашего класса к Юрке ходила только Ольга Петрова, скучная, невзрачная тихоня; она вечно о чем-то грустила, вздыхала; если и заводила разговор — только о музыке и стихах — корчила из себя принцессу. Но я-то видел коварство этой тихони. Она прекрасно знала, что мы с Юркой неразлучные друзья, и навещала его мне назло. Я твердо знал, что нравлюсь ей и она завидует нашей с Юркой дружбе, ревнует к нему. Однажды сидим на уроке, а она пялит на меня глаза. Мне, конечно, приятно, но все же не очень. Что подумают ребята? Я дружу с девчонкой! Этого мне еще не хватало!.. Я смотрю на нее с усмешкой и отворачиваюсь. Вообще в тот день она была какая-то странная. На перемене подходит и тихо произносит:

— Мне надо тебе что-то сказать.

— Ну, говори! — Я засовываю руки в карманы, приготавливаюсь слушать.

— Не сейчас, — говорит. — После уроков.

До конца занятий у меня прекрасное настроение, даже напеваю тихонько. «Все, — думаю. — Не выдержала. Решила признаться, что от меня без ума».

Вышли мы с ней из школы, а она молчит. Прошли всю улицу — все молчит. Мне надоело ждать, и я спрашиваю:

— Ну, так что ты хотела сказать?

— Ты гадкий эгоист, — вдруг выпалила она. — Я все думала, ты догадаешься сходить к Юре в больницу? Но до тебя разве дойдет?! Ты бесчувственный, даже деревянный. И почему только он с тобой дружит?! — махнула рукой и ушла. Вот так и ошарашила меня — прямо заклеймила позором. Да еще оскорбила. Мое настроение резко испортилось.

На следующий день я отложил все дела и пошел к Юрке.

Его кровать стояла перед окном; он сидел и что-то рисовал; худой, бледный и взгляд какой-то туманный. Увидев меня, отложил рисунок.

— Что так долго не приходил?

— Дела, Юрка. Полно всяких дел.

— Какие дела?

— Разные. Очень много разных дел. Просто тьма.

— А я вот скучал, скучал. Потом Ольга Петрова краски принесла. Стал рисовать. Каждый день по рисунку. Весну за окном рисовал, — Юрка показал в угол. Там, на бечевке висели прикрепленные зажимками акварели. На самой первой — еще зима, на последней — уже почти лето.

— А почему на веревке? — спросил я.

— Сохнуть повесил, да так и не снял. А теперь, вроде, выставка.

В палату вошла Юркина мать с букетом каких-то мелких цветов и разными сладостями в сумке-сетке. Кивнула мне, расцеловала Юрку в обе щеки.

— Весна — лучший доктор, — сказала. — От всех болезней вылечит.

В двери появилась Ольга Петрова; поздоровалась и протянула Юрке шоколад. Сразу за Ольгой шумно вошел доктор.

— Ну-с, как наше самочувствие? — обратился к Юрке и улыбнулся; распахнул форточку и в палату ворвался теплый воздух с гомоном птиц и голосами прохожих. Доктор пощупал Юркин пульс.