Солнечная женщина

— Что случилось?

— Украли! Ази украли! Звонил Халамбус…

— Кто украл Ази?

Его рука не спеша поставила на стол бутылку. Мак проследил за его движением, отметив несуетность. Наверное, наступает возраст, когда никакое сообщение не заставит забурлить кровь.

— Украли Ази! Похитители! Они хотят выкуп!

— Выкуп? Сколько они хотят?

— Я не знаю…

Старик перевел глаза на Мака.

— Ази — моя младшая дочь. Она замужем за художником. И кто-то ее украл.

Мак встрепенулся. Ну совсем, как у них в Штатах.

— А… Сколько лет вашей дочери?

— Тридцать. Таких уже не крадут. У нее двое детей. — Старик пожал плечами.

Мак заволновался. Да, здесь что-то не то. Для чего она похитителям, когда в этих местах женщина расцветает в шестнадцать, а в восемнадцать… Уж совсем не то. Его Мэри в шестнадцать была пышка, а когда он ее обольстил, стала костлявой, как лошадь, не кормленная целый год. Он усмехнулся. Конечно, любую лошадь можно заездить, с некоторой гордостью за себя подумал он. И тут до него дошло, что если бы похитили Мэри, а ей сейчас ровно тридцать! Он поднялся на ноги.

— Я найду их! Американские солдаты не оставляют в беде!

Старик смотрел на Мака спокойно, что-то соображая.

— Я отдам масло за полцены, если…

Мак быстро соображал. Если он говорит правду, тогда на этом деле он хорошо заработает. Он-то знает его цену. А разница — разница в копилку. Мэри оч-чень любит, когда копилка пополняется.

— Я готов.

Глава 26

— Итак, Ази, или миссис Халамбус, ты звонишь мужу. — Женщина сидела напротив, положив ногу на ногу и глядя прямо на бледное лицо пленницы. — Говоришь, чтобы он собирал все свои камни, все бумаги про черный сапфир. Он должен закрыть мастерскую по изготовлению и обработке камней.

— Но…

— Я не кончила. В противном случае ты останешься здесь. А турки найдут тебе применение, несмотря на твой не столь юный возраст. Ты еще ничего, — ухмыльнулась она. — Но я это так, к слову. Никто тебя не тронет в эти три дня. Ты — наша гостья. Что хочешь на ужин?

— Ничего.

— Так не пойдет. Нам не нужна ходячая тень или, того хуже — покойник. Мы делаем свое дело, ты свое. Нам платят деньгами, тебе — жизнью и честью. Я не думаю, что твоя семья пойдет по миру, если муж займется чем-то другим, а не рисованием камнями. Он купит себе краски, а деньги у вас растут на деревьях. Мы могли бы заключить с ним контракт на цитрусовые и оливки. Европа любит то и другое. И кстати, это был бы выгодный контракт.

Ази молчала, женщина не была злой на вид. Белокурая, с симпатичным лицом. Наверное, такие женщины нравятся Халамбусу, Она помнит, как приезжала позировать дама из Германии. Она чем-то походила на эту. Но это не она. Та была старше.

— Вы из Германии?

— С чего ты взяла?

Ази молчала. Она решила на всякий случай не говорить о том, кого она ей напоминает. Потом Ази покраснела: она вспомнила о мужчине, тоже белокуром и светлом, каких не бывает на Кипре. Ей так хотелось тогда дотронуться до его белой кожи на запястье, покрытой золотыми тонкими волосами, а под ними — веснушками. Ази поймала на себе его восхищенный взгляд — в тот день на ней было белое платье на загорелой коже, с ниткой крупного розового жемчуга на шее. Она видела изумление в его глазах, когда он рассматривал ее как живую картину Халамбуса.

Глава 27

Халамбус не знал, что ему делать. Он просто сидел в кресле и смотрел на море. Если бы он не поехал в Штаты, если бы он не участвовал в выставке, если бы он не продавал картины и если бы он не встретил Бонни, то сейчас делал бы то, что уже начал, думал бы о продаже картин, о славе на весь мир, а Ази была бы дома и занималась вязанием, лежа в шезлонге под пальмой и глядя на море. Она никогда не досаждала ему расспросами, она любила его, их детей, она была мягкая и теплая. Он подумал, что даже толком не знает, какой у нее характер на самом деле. Ему казалось, что у всех женщин в этих местах характер одинаковый. Халамбуса мало интересовал внутренний мир Ази, потому что генетически он воспринял, что его кипрская жена, данная ему навечно, просто жена, внутренняя жизнь которой его никак не должна волновать. Не для этого женится мужчина.

Голос Ази в телефонной трубке не был испуганным, она говорила, как всегда, тихо и ровно. Как полагается женщине на Востоке. Она потом, с расстановкой, добавила одну фразу, которая полоснула его по сердцу:

— Иначе, Халамбус, они отдадут меня туркам.

Ему не надо было объяснять — каким туркам и куда. Он знал, что это значит.

Итак, он должен подчиниться. У него была слабая надежда, что потом прояснится, чья это затея, кто хочет погубить его. Кто так хорошо понимает, что эти условия для него — его конец как художника. Впрочем, из каждого тупика, если это не смерть, можно попробовать выбраться.