Солнечное настроение

– Красавец какой… – Голос Игоря Дмитриевича вывел Ольгу из ступора. – Я таких красивых мужиков не видел никогда… Теперь понятно, почему ты за него пошла…

– Кто красавец? – не сразу поняла Ольга, проследила за его взглядом и искренне удивилась: – Это Шуркин отец, что ли, красавец? Ну и ну… Игорь Дмитриевич, да вы-то гораздо красивее.

И только увидев, каким растерянным стало его лицо, она поняла, что ляпнула что-то совершенно не то, и смутилась чуть не до слез, и хотела сказать, что имела в виду совсем не внешность, но это было бы и вовсе глупо, тем более что именно внешность она и имела в виду… Фу, как неловко получилось.

– Па, ты не веришь, что ли? – Анна похлопала отца ладошкой по щеке, обращая на себя его внимание. – Это буквально правда, ты красивее, чем Кощей Бессмертный.

Игорь Дмитриевич прижался головой к голове дочери и захохотал. И Ольга засмеялась с облегчением, и Анна хитро хихикнула в ухо отцу, а потом они услышали возмущенный галдеж целой толпы Калмахелидзе:

– Нет, как это понимать, слюшай? Мы их там ждем, ждем, а они тут развлекаются! Та шо ж таке робится? Батоно Игорю! Шо вы уси так смиетесь?

Игорь вытер глаза, обернулся к Калмахелидзе и радостно заявил:

– Братцы! Ольга и Чижик считают меня красавцем! Гораздо красивее Кощея Бессмертного! Можете себе представить?

– А шо, – согласилась Этери. – Я так можу.

И теперь уже захохотали все, а Ольга смеялась еще и потому, что она единственная совершенно точно знала, что ничего смешного тут нет, что это скорее грустно – как она может говорить о какой-то там красоте, как кто-то может вообще что-то там говорить о красоте, всю жизнь Григорий говорил ей, что она безобразна, ну, в лучшем случае – просто дурнушка, да и все остальные считали ее серой мышкой, просто не замечали, или откровенно жалели – до той минуты, пока она не сняла свои минус двадцать четыре… Ах, это же просто другой человек! С ума сойти! Кто бы мог подумать!.. И ведь все они думали, что делают ей комплимент. Нет, это не грустно, это просто глупо, это действительно смешно, и правильно все делают, что смеются, не плакать же, в самом деле…

Хорошо Шурке, она умеет плакать и смеяться одновременно.

Глава 24

Игорь никак не ожидал, что этот отдых получится таким трудоемким. Но как ни странно, Ольге весь этот сумасшедший дом, кажется, нравился. Главной буйно помешанной была, безусловно, Шурка. Прямо не девчонка, а стихийное бедствие какое-то. Калмахелидзе и так сроду терпением и кротостью не отличались, а в присутствии Шурки и вовсе пошли вразнос. На следующий же день после встречи Шурка заявилась к Калмахелидзе ни свет ни заря, прямо перед завтраком – а завтракали здесь обычно в восемь часов, – и сразу заявила, что умирает от голода, что мясо невинно убиенных животных не ест из принципа, что Этери – душка, батоно Павел – крутой мэн, дети – то что надо, а Кобу придется перевоспитывать, и она, Шурка, готова лично этим заняться прямо сейчас. Для этой цели ей, Шурке, необходим хороший кусок мяса: вы что, не видите, как бедный пес хочет кушать? Собаки не бывают злыми от природы, собаки бывают злыми только от голода. Тетя Катя, этот кусок в уксусе не вымачивали? Нет? Замечательно. Кобушка, Кобочка, Кобульчик, на-ка, бедненький, замори червячка… И кончай рычать, скотина, ты у меня сейчас получишь… Хочешь блинчик? Этери, с чем это у вас блины? С курагой? Теперь понятно, почему бедненький Кобыльчик их жрать не хочет! Где вы видели нормальную собаку, которая будет есть такой ужас? Кобаньчик, будешь яйцо? Батоно Паша, какого черта эта тварь ничего не жрет? Дети, перестаньте ржать, Ольга, не пихай меня локтем, Анька, скажи ей, чтобы не пихалась, тебя она послушается… Игорь Дмитриевич, что вы молчите, наведите, наконец, порядок, в этом доме есть хоть у кого-нибудь хоть какой-нибудь авторитет? Тетя Катя, мне еще чайку, если вам не жалко…