Солнечное несчастье (СИ)

Нога была замотана и обута в стопроцентно домашний подследник бабушкиной работы. Правильно. Три дня прошло, и тепло ослабляло боль в больных связках.

Девушка, выразительно глянув на мать («Ухожу-ухожу, не мешаю!»), прошла в кухню, посмотрев на странного гостя.

- Чай? Кофе? Может, курицу?

- Я ненадолго, - покачал головой спортсмен.

Он действительно собирался заскочить буквально на пять минут, даже в квартиру проходить не хотел, но желудок решил – грех отказываться, когда дают – и оповестил о своем желании ревом подбитой белуги. На скулах мужчины выступил едва различимый румянец, и народница с ухмылкой принялась разогревать поздний ужин.

- Можно узнать, что за повод? – кивнув на него всего, поинтересовалась Слава, ставя чайник.

Белов молча выложил на стол три шприца, запаянных в пластик и скрепленных между собой. Модестас, увидев их в сумке, лишь приподнял бровь, но, глянув на друга и снова углядев нечто загадочное и неизвестное Сергею, спросил:

- Надеюсь, не последние?

Спортсмен не ответил. Паулаускас буркнул что-то на литовском и добавил еще по-русски – вполне разборчиво.

- Нет, не последние, - хмыкнул тогда баскетболист.

Предпоследние. Он же не влюбленный идиот какой-то.

Вот и ее странно черная для такого цвета волос бровь изогнулась в вопросе.

- Обезболивающее. Импортное. Одного укола – лучше поближе к больному месту – хватает почти на двенадцать часов.

- Это ты из Америки привез? – не трогая лекарство, спросила девушка.

- Да. – И пододвинул ей ампулы. – Бери.

Зачем она смотрит на него?! Эти ее глаза, голубые с сиреневыми прожилками… Ему нельзя в них смотреть.

Видимо, они с Модестасом были родственниками, потому что Славяна тоже долго смотрела мужчине в лицо, после чего улыбнулась и… оторвала один шприц.

- Я возьму только этот. Остальное – тебе. – Тонкие пальцы с аккуратными ноготками придвинули лекарство вплотную к его руке. Он нахмурился, и вот здесь она проявила характер, о котором спортсмен догадывался только по упрямому подбородку. – И не спорь! Ты защищаешь честь страны. Твоя травма – куда хуже и больнее моей. У меня заживет и так. Бери – тебе нужнее. – Те самые пальцы переместились с ампул на его предплечье, чуть сжав. – Но спасибо. Ты не представляешь, какой подарок сделал.

И если сначала баскетболист думал, что зря вообще все это затеял, что он просто глупый, неисправимый романтик, то сейчас, заметив, как повлажнели красивые глаза, улыбнулся.

Нет, не зря.

- На выступление оставишь? – догадался он.

Слава кивнула и вдруг, округлив глаза и с приглушенным «ай-яй!», бросилась к плите. Успела до того, как спалила все содержимое сковородки, но Сергей все равно засмеялся. Поблагодарил, когда перед ним поставили тарелку, с горкой наполненную жареной картошечкой и курицей, и не сдержал блаженного вздоха. Теперь хохотнула уже народница.

Сидели в тишине. Мужчина ел, девушка вертела шприц, рассматривая и иногда поглядывая на дарителя. Неловкости не было. Оба спортсмены. Оба знали, почему он это сделал.

- Неужели так жалко я выгляжу?

Белов поднял на нее взгляд и снова подумал, что иметь такие глаза – преступление. Несчастье – для него.

- Нет. Но я знаю, какого это – сидеть на скамейке запасных. – Вилка беззвучно легла на опустевшую тарелку. – И я видел, как ты танцуешь. Подумал, зачем идти на концерт, если там не будет… никого, кого я знаю.

Корявая попытка исправить то, что Сергей осознал в последний момент, не прошла мимо женских ушей. Вон как покраснели! Славяна тряхнула волосами, скрывая улику, и поднялась, забирая тарелку и взамен наливая чай.

- Наш концерт будет в Большом концертном зале, 17 числа, - как бы невзначай бросила народница, но оба, конечно же, знали, зачем она это сделала.

После ужина идти куда-то не хотелось, но его приход и так выглядел не совсем прилично. Поэтому, поблагодарив за вкусную еду, начал собираться домой.

- Заходите к нам еще! – показываясь в дверях гостиной, напутствовала старшая хозяйка.

- Мама! – возмущенно воскликнула девушка, после этого стараясь на Белова не смотреть.

Баскетболист усмехнулся – она была смешной, когда смущалась, попрощался, пожелав танцовщице выздоровления, и ушел.

Мысль все же была дельной, с улыбкой подумал Сергей, заметив мелькнувшую фигурку в окне кухни.

Так думал он, уже десять минут выбирая букет с цветами. Розы, тюльпаны, хризантемы… Все это было так банально и обыденно, а хотелось – особенного. Идеального.

Случайно глаза скользнули в сторону, там, болтая с товарками, сидела бабушка, составляя букеты из полевых цветов. Взгляд прилип к голубым с сиреневыми прожилками василькам, и Сергей понял, что вот оно, то самое – идеальное.

Мысли о гениальности все той же идеи не покидали, когда он, сидя в третьем ряду почти у прохода, смотрел, как Славяна, совершенно нереальная в своем сценическом синем нарядном платье с кокошником на голове и белых сапожках на ногах, счастливо улыбается, лихо отплясывая на центральном месте в первом ряду и оглушительно взвизгивая вместе с остальными танцовщицами.