Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний

Испанским анархистам казалась очень убедительной идея Кропоткина о бесполезности прельщения людей лживыми обещаниями или запугивания их карами земными и небесными, ибо от этого они становятся лишь жестокими и циничными, еще больше одурманивают себя наркотиками и пьянством. Полностью согласны анархисты были с ним и в том, что власть подавляет в людях личное достоинство (не важно, откуда она проистекает – от государственных чиновников или от частного капитала), отстранение же народа от обеспечения общественного правопорядка приводит к тому, что люди начинают сочувствовать больше его нарушителям, чем блюстителям.

В России и двадцать лет спустя в Испании люди вынуждены были взяться за оружие не из прихоти, а от отчаяния. Бурные водовороты классовых конфликтов затянули их в кровавую междоусобицу, оставлявшую очень мало шансов для безупречной честности и милосердия по обе стороны баррикад. Подвергнутое испытанию практикой благородство идей анархизма обернулось разгулом насилия и низменных страстей. Помимо многого другого, идеи эти возвеличивали ценность человеческой личности и ее достоинства, добровольной взаимопомощи, но требовали от каждого анархиста строгой самодисциплины. А ее-то и не оказалось ни в Испании, ни в России. Каркас идеальной умозрительной структуры рухнул…

Вооруженное сопротивление франкистам продолжалось даже после вступления их армии весной 1939 года в Мадрид. Отдельные участники обороны столицы ушли в горы и повели оттуда партизанскую войну. Не сложили оружия и некоторые отряды шахтеров Астурии.

Возвращавшихся к себе в родные места «красных» фалангисты часто забивали палками до смерти. Тюрьмы переполнились политическими заключенными. Начали действовать военные суды для вынесения обычно смертных приговоров. Знакомясь с их решениями, Франко имел обыкновение пожевывать свой любимый хрустящий шоколад и делать на листах пометки, о казни каких лиц нужно обязательно сообщить в газетах.

Около миллиона испанцев покинули родину, примерно полмиллиона остались зарытыми в ее земле. Республиканцы предпочли странствовать в изгнании, нежели вставать на колени и признавать себя побежденными. Немало перешедших границу с Францией оказалось в специальных лагерях: ее правительство коллаборационистов не стало возражать против отправки многих в концлагеря Германии. Те, кому удавалось избежать немецкого плена и каторги, вступали в отряды французского Сопротивления, итальянских и югославских партизан. Помимо Советского Союза, убежище политическим эмигрантам предоставила Мексика.

История нацистских концлагерей написана еще и кровью испанских антифашистов. Из оставшихся в живых узник Маутхаузена, барселонский фотограф Франциско Сампо, выступил в качестве свидетеля обвинения на Нюрнбергском процессе и продемонстрировал собранные им там документальные материалы.

* * *

Добравшись до власти на крови и штыках, Франко первым делом подписал Пакт солидарности с правительствами Италии и Германии, заключил испано-германский Договор о дружбе. Мадрид и Берлин строго обязались воздерживаться от любых действий, невыгодных какому-либо участнику Договора или выгодных его противнику.

В то время Франко считал, что ему необходимы лет пять для подготовки материальной базы, чтобы открыто выступить на стороне нацистской Германии. Пока же, в ходе тайных переговоров с адмиралом Канарисом, он предложил создать на испанском побережье и Канарских островах базы для германского военного флота, в первую очередь для подводных лодок. Охотно согласился диктатор и на более тесное рабочее сотрудничество своих спецслужб с абвером, разведкой и гестапо. Немцы принялись организовывать в Мадриде негласное прослушивание иностранных посольств, а заодно и тех лиц в испанском правительстве и армии, кого Франко мог заподозрить в неблагонадежности.

Под прессом военно-фашистской диктатуры и под сенью национал-католицизма никому не оставалось ни малейшей возможности выразить публично собственное мнение, отличное от мнения Франко и пресмыкавшихся перед ним церковных иерархов. Ничего не меняли даже неожиданные казусы типа того, что один из кардиналов вдруг принялся объяснять своей пастве, будто само по себе слово «каудильо» в переводе со староиспанского означает «главарь бандитской шайки». Прелата тут же сослали в места не столь отдаленные, даже не испрашивая согласия у Папы Римского.