Солнечное знамя

— Жги, жги, — Зай все так же сидел привязанный к стулу, почти свисал с него. На бледной груди красовался вензель из черно-красных линий, похожий на недовольного Ктулху, — Что мне до чужой девки…

— Я, Зай Джаррион, — эльф стоял над Алионой, задумчиво ее рассматривая, как будто прикидывал, как лучше разделать ее тушку и с каким соусом приготовить, — мог бы привести по крайней мере три факта, доказывающие твою ложь. Эта смертная далеко не так безразлична тебе, как ты хочешь изобразить. Возможно, ты прекратишь глупое и бессмысленное сопротивление, если я поведаю тебе, что про твою связь с этой девушкой мне сообщил мастер Искарр…

Ах он мерзавец!

Слова, произнесенные Заем, были намного более многочисленны и цветисты. Для сексуальных извращений, в которых он обвинил предателя-апеткаря, даже не существовало названий. Если и существовали, то Алиона не хотела их знать.

— Я имею значительные сомнения в том, что мастер Искарр хоть раз в жизни проделывал нечто подобное, — безмятежно произнес эльф, — или хотя бы имел желание воплотить ваши слова в жизнь. Я подозреваю, что ему просто не хватило бы фантазии, несмотря на то, что он наделен ею в полной мере, как и любой настоящий ученый…

Зай прорифмовал слово «ученый» с двумя приличными словами и тремя неприличными.

— Ваше словотворчество утомило меня. Даю вам на размышление то время, которое мне понадобится для того, чтобы привести вашу подружку в надлежащее состояние.

* * *

Как уже было сказано, сопротивляться связанная девушка не могла, поэтому эльф без труда привел ее в состояние, деликатно поименованное им «надлежащим». Попросту говоря, расстегнул сверху донизу пуговицы куртки, рубашки, после чего срезал лифчик.

— Итак, Зай Джаррион, ваше слово?

Одним словом Зай, разумеется, не ограничился.

— Ну что ж, раз вы отказываетесь от сотрудничества, придется поплатиться вот этой красивой девушке…

Алиона почувствовала, как на ее теле выступает пот, собираясь в струйки и стекая по спине.

Во-первых, слово «красивой» прозвучало так, как будто имелось в виду прошедшее время, а надежда на эстетические чувства эльфов, которые не позволят изуродовать ее, слишком мала. Кто его знает, насколько сильно различается эльфийское чувство прекрасного и человеческое. Судьба Гуинплена ее никак не прельщала.

Во-вторых, ей совершенно не хотелось носить остаток жизни — вне зависимости от длины этого самого остатка — выжженное слово «вежливость». Впрочем, против любого другого слова она также возражала.

В-третьих, взгляд эльфа ей совершенно не нравился. Нет, в этом взгляде сиреневых глаз пробежавшем по ее обнаженным грудям не было ничего маньячески-злобного или похотливо-развратного. Это-то и пугало. Согласитесь, когда на вас смотрят как на мясную вырезку или на объект для резьбы по коже, это всегда пугает.

Алиона до скрипа стиснула зубы. Мысли в голове бежали порвавшейся кинолентой. Что делать? Что можно сделать? Что нужно сделать? Кричать Заю? Молчать? Просто кричать?

Эльф извлек из жаровни раскаленный стержень, задумчиво оглядел его и поменял на другой.

Зай отчаянно и сосредоточенно рвался из веревок, ни произнося ни слова. Вырваться не получалось: эльфы, как известно, все делают лучше всех.

Эльф наклонился к лежащей девушке. Алиона взглянула круглыми от страха глазами на соломенно-желтое раскаленное железо и крепко зажмурилась. В том, что сейчас она будет кричать, Алиона не сомневалась, но пусть этот крик будет от боли, а не от страха…

Железо приближалось, уже чувствовался его жар.

«Прощайте, груди. Мне вас будет не хватать… Самое бы время появиться какой-нибудь кавалерии из-за холмов…»

Пол затрясся, как будто упомянутая кавалерия на самом деле появилась и сейчас скакала по коридору.

Девушка открыла глаза. Эльф разочарованно выпрямился и бросил стержень обратно в жаровню. Из его уст вырвалось короткое певучее слово, смысл которого, похоже, сводился к «едрит твою мать».

В помещение вбежали несколько эльфов в белых мундирах, те самые, которые были в поезде… тьфу… в крокодиле. А следом вошел…

Алиона застонала и уронила голову на пол. Сейчас ее чувства в полной мере соответствовали чувствам человека, который убегал ото льва и наткнулся на крокодила.

В дверях, с недовольной миной на красивом лице, стоял Хетулион-младший.

Глава 21

Треклятый внучок обвел взглядом помещение, слегка приподнял бровь при виде привязанного к стулу Зая, и тут увидел лежащую на полу Алиону. Довольная улыбка, появившаяся на его лице, крайне напоминала выражение лица ребенка, в новогоднюю ночь обнаружившего в коробочке под елкой новенький айфон вместо с тоской ожидаемого паровозика.

Алиона закрыла глаза. Ее воображение было достаточно богатым для того, чтобы представить что ее ждет в будущем. Сейчас Хетулион заберет ее, отвезет в какое-нибудь схожее помещение и будет долго-долго ей припоминать, как она оглушила его и сбежала. Она еще не знала, какие ощущения испытывает человек, которого пытают раскаленным железом, но подозревала, что приятного в этом мало даже для мазохиста.