Солнечное знамя

— А во-вторых? — переспросила она, поняв, что Зай не собирается продолжать.

Тот помолчал немного.

— Я не хочу задерживаться на ночь. Я боюсь, — спокойно ответил он.

Вот это вот появившееся в парне спокойствие пугало Алиону. Спокойный, рассудительный, не кричащий и не ругающийся Зай, это как холодный кипяток, безалкогольная водка, теплый мороз — может и хорошо, но неправильно. Неестественно.

— Зай… — девушка обняла его и погладила по капюшону. Теперь молодой охотник старался не снимать его даже при ней, — Чего ты боишься, зайчик?

Вот! Раньше он вспыхнул бы как порох на это ласковое прозвище, тем более оно прозвучало как неосторожное обвинение в трусости. Сейчас же Зай просто ответил:

— Я боюсь, что перестану быть человеком. Я боюсь того, что уже перестаю бояться. Я боюсь… боюсь забыть тебя.

Алиона медленно сняла с него капюшон.

Стальная серость заняла половину лица. Дошла до половины подбородка — за чугунно-серыми губами поблескивала полированная сталь зубов — заняла всю левую щеку, скулу, и, охватив полукругом глаз, пошла на лоб. Синий глаз, оставшийся нетронутым островком в металлическом потоке, смотрел напряженно.

Только волос сталь совершенно не коснулась, и они остались прежней непослушной копной. Остатками прежнего Зая. Растущими прямо из стальной кожи.

— Ты всегда останешься моим Заем, — Алиона погладила по волосам и осторожно провела пальцами по стальной щеке, — Даже если станешь стальным до…

Фантазия, прекрати!

— …до последней клеточки тела. Я останусь с тобой и найду способ вылечить тебя.

— А если — нет? — в спокойном голосе чувствовалась смертельная безнадежность.

— Тогда я обыщу все леса вокруг столицы эльфов, найду этот гребаный подорожник и стану такой же как и ты!

— Не надо… — металлические пальцы коснулись ее щеки. Твердые, холодные… и такие нежные… Любимые.

— Огонек… Обещай мне, что если я… если со мной… Если никто не сможет это исправить — ты вернешься к себе. В свой мир.

— Зай…

— Обещай.

— За…

— Обещай.

— Я…

— Обещай!

— Обещаю! Если ты станешь бесчувственным стальным чурбаном— я вернусь домой!

Хорошо, что Зай не видел, как она скрестила пальцы за спиной.

* * *

По улице деревни… хотя, для деревни поселение было все же великовато, несколько десятков домой, пожалуй, даже с полсотни… шли двое. Белые куртки, низко надвинутые на глаза капюшоны, ясно дающие понять, что перед нами — двое сектантов. Они не скрываются, не прячутся за деревьями, не крадутся вдоль заборов, таясь в тени — которой, кстати и нет — они даже не пытаются не привлекать к себе внимания. Скорее, даже, наоборот: они подходят почти к каждым воротам и стучатся, под заливистый лай собак. Иногда их впускают внутрь, иногда— нет, ругаясь через запертую калитку. Пятьдесят на пятьдесят. Те же, кто впустил двух побродяг к себе — узнавал, кто они такие и зачем здесь появились. И самое главное — никому и в голову не приходило, что им на самом деле нужен один конкретный дом.

— Что вам нужно, серебриночки мои золотые? — пропела очередная полуэльфийка, как и все они — пухленькая, вкусно пахнущая яблоками и корицей.

— Хотите поговорить о боге нашем, Ктулху? — прозвучало из-под одного из капюшонов.

— Деточки, со всем бы удовольствием, но дел много, олени не кормлены, куры не доены, муж не поен, нет времени на то, чтобы про вашего…. как его… Катулу послушать, а так, конечно всегда рада, заходите еще…

— Сбор пожертвований на храм, — мрачно произнесли из-под второго капюшона.

— …денежек нету, — не сбилась полуэльфийка, — вот прям совсем, хоть режьте, хоть ешьте, ни единой монеточки, гречка есть, а монеточки — нету…

Она на секунду замолчала и посмотрела на два белых капюшона:

— А знаете что, кровиночки? Садитесь покушать, молочка попейте! А то вон какие худенькие, конечно, по дорогам мотаться, кто хочешь с лица спадет! Садитесь, кушайте, кушайте!

* * *

От хлебосольной хозяюшки Зай с Алионой смогли уйти только последовательно отказавшись от густого и пряного овощного супа, гречки с олениной, картошки со сливочным маслом и колбасок на меду. По кружке желтоватого и ароматного оленьего молока они все же выпили, да еще «на дорожку» получили десяток зажаристых пирожков с яблоками.

Они прошли дальше по улице и свернули на соседнюю, отходящую вбок. Следующий же дом на этой боковой улице имел высокую зеленую крышу.

— Что? — совершенно не дружелюбно и вовсе не певуче пророкотали из-за ворот в ответ на стук.

— Привет от Грока.

Лязгнули замки, в приоткрывшейся щели калитки показалась борода, поверх которой сверкнули оптическими прицелами два глаза.

— Заходите.

* * *

— Осталось один момент прояснить, — сказала Алиона, когда всё уже было обговорено.

Гном по имени Гемез, хоть и был крайне неразговорчивым, все же честно предложил им поесть — отказались и даже сами угостили его пирожками — выпить фруктового самогона собственного производства — отказались — помыться с дороги в ванне — согласились, но потом — и только затем перешел к делу.

Весточка от дядьки Грока до гнома уже долетела, про их появление он знал и к переходу на Ту сторону все было уже готово.