Солнечные часы

Почему-то вспомнились слова Эссекса — «Тропа сужается с каждым днем» — и на душе стало легче. Вот он посмеется надо мной! Пора взять себя в руки. Тетя Фэнни с усилием выпрямилась, подавляя тошноту, разгладила черный лен платья на колене, поправила выбившуюся прядь, изящно скрестила лодыжки, достала из декольте платок с черной каемкой, вытерла глаза и промокнула лицо. Может, я и сошла с ума, но хотя бы выгляжу прилично, как подобает леди.

При мысли об Эссексе на нее нашло какое-то непривычное настроение. Если бы он был здесь, мы бы сидели вместе на скамье, и никто не разглядел бы нас в тумане, в тайном саду — до Фрэнсис доносился густой, сладкий аромат роз, — на мраморе, теплом под нашими ладонями. Вдалеке журчал фонтан, слышался мягкий плеск, низкое журчание падающей воды из поднятых рук мраморной нимфы; вода стекает по плечам, по груди, укутывает плащом, заполняет широкую чашу до отказа и переливается вниз — в протянутые каменные руки сатира, который набирает воду в ладони и мягко роняет на выгнутые спины и поднятые головы дельфинов, удерживающих его. Мимо застывших дельфинов в огромную чашу, которую держат две русалки, мимо улыбающихся каменных лиц, твердых кудряшек, все дальше вниз, на камни, на мраморные лилии, вокруг мраморных рыб, меж длинных лап каменных птиц — шеи всегда изогнуты, головы всегда повернуты с любопытством. Все дальше и дальше, из высоко поднятых рук нимфы мимо сатира, мимо дельфинов, мимо русалок, оставляя позади лилии, камни, рыб и птиц… И вот, наконец, этот волшебный поток схвачен, пленен, закручен в сужающуюся воронку, заперт и спущен вниз, под землю, где он продолжит свой тайный бег — возможно, в искусственный пруд перед домом, где вода голубого цвета и едва морщится под напором ветра.

Розы… Я бы хотела подарить Эссексу розу.

Она положила голову на мраморную спинку, прислушиваясь к пению воды со слезами на щеках («Ах, Фрэнсис, я так долго ждал…» «Вы нетерпеливы, Эссекс…» «Да я просто схожу с ума, я весь горю…»).

Она томно улыбнулась и подняла руку, слабо протестуя, и вдруг увидела перед собой жуткую гримасу демона; над мраморной головой низко нависали розы, из разверстой пасти торчали сухие лепестки…

— Фэнси! — завизжала тетя Фэнни.

В фонтане слабо отдалось: «Фэнси, Фэнси…» Искаженное мраморное лицо было теплым…

— Тетя Фэнни?

— Помоги мне! Скорей, поторопись!

— Я дома.

— Скорей же!

— Иду-иду… Все будет хорошо, тетя Фэнни, я уже здесь. Вот я протягиваю руку…

Обернувшись, тетя Фэнни взяла девочку за руку, но это снова оказался теплый мрамор; издалека послышался издевательский смех Фэнси, затем пение.

Каким-то образом тете Фэнни все же удалось прорваться сквозь туман и добрести до летнего домика; четыре широких шага — и вот она уже бежит к солнечным часам, всхлипывая на ходу…

И тут в темноте раздался чей-то голос, совсем не похожий на Фэнси, эхом отдающийся вокруг, заполняющий все пространство; казалось, он исходит из ее головы: ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, звал голос, ФРЭНСИС, ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН! Оборачиваясь на бегу, она выставила руки вперед; ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, продолжал голос, ФРЭНСИС!

Тетя Фэнни страшно запыхалась, где-то потеряла туфлю, а трава оказалась неожиданно мокрой: ФРЭНСИС ХЭЛЛОРАН, и тут она замерла, как вкопанная. Возле солнечных часов смутно маячила чья-то фигура — не статуя, не Эссекс.

— Кто там?.. — спросила тетя Фэнни, цепенея.

— Фрэнсис Хэллоран…

Ее обуял беспримесный страх, и тетя Фэнни, когда-то Фрэнсис Хэллоран, почувствовала, что вместо одежды ее сковало льдом; там кто-то есть? Что-то? Тут она подумала с шокирующей ясностью: хуже, если там ничего нет; наверняка кто-то есть, иначе все происходит лишь в моей голове… нет, оно настоящее.

— Фрэнсис?

Тетя Фэнни слабо шевельнула рукой.

— Отец? — беззвучно спросила она. — Отец?

— Фрэнсис, грядет опасность! Возвращайся в дом, скажи им, скажи им там, скажи им всем — грядет опасность. Скажи им, что дом в безопасности. Отец будет следить за домом, скажи им!

Я и вправду это слышу, трезво усомнилась тетя Фэнни.

— Папа?..

— Отец приходит к своему дитя и тихо говорит, что нет страха перед глазами его; отец приходит к своему дитя. Скажи им там, в доме, что грядет опасность!

— Опасность? Какая?

— С небес, с земли и с моря; скажи им. Будет черный огонь, и красная вода, и земля содрогнется и завоет — все это грядет!

— Когда?

— Отец приходит к своим детям и говорит им, что грядет опасность. Перед глазами его нет страха; отец приходит к своим детям. Скажи тем, кто в доме…

— Подожди…