Солнечные часы

— Они еще там, только стали темнее… Черные круги… Нет, нет, хватит! — Она приподнялась на стуле, не отрывая взгляда от зеркала. — Я не хочу на это смотреть! Глаза, они смотрят, они хотят выбраться, закройте окно, скорее, закройте зеркало, пока они не вылезли! Нет, постойте… — Глория поманила к себе миссис Уиллоу. — Все затихло. Они не могут выбраться. Там еще кто-то… Стоят в рядок, смотрят на нас, хотят чего-то…

— Чего они хотят? — подала голос мисс Огилви из своего угла, неловко выпрямляясь в кресле, словно связанная.

— Дом… Они выстроились в ряд, и теперь это окна дома; а он такой крошечный… похож на крошечную картинку, почти бесцветную. Солнце уже не светит… Вдоль террасы шагает птица; даже отсюда видно, какая она яркая, переливается красным, голубым и зеленым, как драгоценные камни…

— Мы никогда не держали павлинов на террасе, — заметила миссис Хэллоран. — Мой тесть считал их слабоумными.

— Он спускается по ступенькам на лужайку… Синее с зеленым, крошечное, яркое… Идет сюда, прямо на меня… Кажется, он меня видит… У него острый нос и красные глаза; он улыбается — такой яркий, разноцветный, он ускоряет шаг… Остановите его! Прогоните его, он ужасен! Прогоните его…

Глория вырвалась из-за стола и закрыла глаза руками. Миссис Уиллоу похлопала ее по плечу и заглянула в зеркало, залитое маслом, отражающее искаженных купидонов и грязные облака.

— Эссекс, налейте немного бренди.

— Наверняка это был мой отец, — произнесла тетя Фэнни. — Я бы, конечно, не стала смотреть в зеркало, но в этом нет необходимости: я знаю, это был мой отец, он пришел проверить, выполняем ли мы его распоряжения. Не бойтесь, — обратилась она к Глории, — вы видели моего отца.

— Это было ужасно! — воскликнула девушка.

— Он всегда был человеком строгих правил, но добрым к детям. На вашем месте, Глория, я бы сказала что-нибудь или хотя бы махнула рукой в знак приветствия — у него ведь тоже есть чувства!

Глава пятая

— Вряд ли вам знакомо ощущение невыразимо порочного желания… — медленно произнес Эссекс. — Я говорю об этом с вами потому, что вы, пожалуй, единственный человек, который способен распознать подобное чувство — не самое приятное…

— Может, вы меня научите, — ответила Арабелла.

— Это желание настолько сильно, что буквально материализует желаемую идею; оно не терпит ни малейших изменений; как я уже сказал, его даже не выразить словами…

— Нет, кажется, ничего подобного я не испытывала.

— …причем желание порочное, еретическое, омерзительное. Это ужасно — хотеть чего-нибудь так сильно, что ты не мыслишь себе жизни без него. Это противоречит всем человеческим законам…

— Знаете, я всегда жила в достатке. Мама тщательно следила за тем, чтобы я ни в чем не нуждалась.

— Я опасаюсь, что это всего лишь страсть к уничтожению. Ни один человек, ясно увидевший свое лицо, не захочет жить дальше…

— Нет, этого мне не понять. То есть я могу понять, если человеку не нравится его собственное лицо, но что тут поделаешь… Мне всегда так жаль некрасивых девочек, они ведь не виноваты, бедняжки… А у вас очень приятное лицо.

— Вид собственной души оскорбителен, люди не должны заглядывать в самого себя; вот почему им дали тела — чтобы скрыть их души…

— Конечно, мне ужасно повезло; вы не думайте, я прекрасно понимаю. Красота — это случайность, она дается от рождения…

— Я мерзок, тошнотворен, отвратителен… Я видел себя как есть…

— А вот моя сестра Джулия, напротив…

— Я безнадежно испорчен — вот почему я так боюсь… Я ужасно боюсь, что надежда, которую тетя Фэнни…

— Так вы говорили о тете Фэнни? А я-то думала, все ваши невыразимые мысли обо мне!

— А мне все равно, что скажет старая перечница, — заявила Джулия, лихо крутя руль. — Куда хочу, туда и еду.

— Это не так просто, — робко возразила мисс Огилви. — Она ведь действительно против, а мы от нее зависим, и нам не следовало просить открыть ворота…

— Только не мне! Вы сами видели, как я решила вопрос с привратником: достаточно было лишь сказать ему, что с хозяйкой все улажено. Может, он подумал, что я везу вас в церковь или еще куда, но не посмел держать меня взаперти!

— А я стараюсь реже выходить из дома, — подала голос тетя Фэнни. — Эти ваши современные авто… Джулия, не могли бы вы ехать чуточку помедленнее? Автомобили, и шум, и пыль, и незнакомцы… Нет уж, благодарю; предпочитаю более спокойную жизнь.

— А что она скажет, когда узнает, что вы двое отправились шататься по округе? — спросила Джулия, глядя на них в зеркало заднего обзора.

— И вовсе я не шатаюсь! — возразила тетя Фэнни, а мисс Огилви добавила: — Мы решили, что ей необязательно знать — разве только вы ей расскажете…

— Я храню ваши секреты, а вы — мои, — загадочно обмолвилась Джулия.