Солнечные колодцы

Мне грозит такое:

Память мне покоя не простит,

Ведь душа устанет от покоя

И о непокое загрустит.

Загрустит,

И — радуга погаснет,

И — надолго смолкнут соловьи.

И — вернусь я снова,

Как на праздник,

К вам, друзья и недруги мои.

***

Так и живем,

Подвластны суете.

Все что-то делим

Даже меж друзьями,

Не замечая,

Как плывут над нами

Все то же солнце в черной высоте.

А если замечаем,

То н нем

Считаем пятна.

Слепнем — но считаем.

А солнце, нас не замечая, тает

И медленно плывет за окоем.

Оно плывет в далекие края,

Чтобы к рассвету снова воротиться…

Кому-то спится,

А кому — не спится,

Ты это знаешь, Родина моя.

Спят косари —

Им снова снятся травы.

Спят космонавты,

Слыша рев ракет…

Березы дремлют в луговых оправах

И тихо отражает лунный свет…

А где-то дребезжит магнитофон

И голосок гитарного поэта

Вещает, что любимая планета

Не для любви.

А он, поэт, влюблен.

Влюблен…

Ему бы лоно —

Из нейлона,

Ему неон заменит солнца свет,

Чайковского — заменят саксофоны!

А чем заменишь Родину, поэт?..

Но он сипит —

А что ему осталось! —

О бренности земной,

О стариках

И девочках, что их жалеют старость

И, в общем, остаются в дураках…

Вот взять бы этих девочек за город,

Но без гитар, без сигарет и вин,

Чтоб поняли,

Как мир предельно молод —

Без жалких песен и чужих седин…

Березы

Не стареют год от года.

Все то же поле,

И все та же тишь.

…Мы так бедны перед тобой, природа,

Что ты нам эту бедность

Не простишь!

***

Мы падали лицом к лицу

В высокую траву…

Спасибо матери, отцу

За то, что я живу.

За то, что я могу любить,

Могу любимым быть.

Могу пахать, могу косить,

Разумно чарку пить!..

Спасибо им за высоту,

За эту синеву,

За прямоту, за правоту,

За все, чем я живу.

Спасибо за уменье петь,

Не думать о тепле,

За счастье жить

И умереть

На собственной земле!

***

И. Стаднюку

Когда душа перерастает в слово

И это слово

Начинает жить,

Не будьте же к нему весьма суровы

И не спешите

Скорый суд вершить.

Пускай звучит не так, как бы хотелось!

Вам надобно понять его суметь.

У слова есть

Рождение

И зрелость,

Бессмертие

И подлинная смерть.

И я живу, понять его стараясь,

И постигаю слова торжество,

К его бессмертью не питая зависть

И не глумясь над смертностью его.

И, поклоняясь

Неподвластным тленью

Словам всепотрясения основ,

Я вижу душ высокое горенье

В звучанье

Даже самых смертных слов.

Осенний вечер

Ко мне приходит месяц погостить,

Качаясь, как в бадье студеной

льдинка.

И рад бы я

Сегодня не грустить.

Да вот с души не стаяла грустинка.

И грустно мне

С грустинкою моей,

С моим обычным,

Столь понятным словом —

Таким далеким

От чужих морей

И близким

От родной земли основы.

А грусть моя

По скошенной траве,

По радуге

Над соловьиным бором,

По русской песне.

Что звучит в Москве

С каким-то очень грустным

перебором.

О грусть моя по веку мужика,

По тем спокойным деревенским

селам,

Где все-таки

Звучит моя строка,

Понятная в застолье невеселом.

О грусть моя!

Могу, однако, я

Тобою пренебречь в стихотворенье.

Но мой усталый

Пятистопный ямб

С бодрячеством не жаждет

Примиренья.

И я иду

По молодому льду,

По месяцу,

Что под ногами тает.

А звезды набирают высоту

И нехотя на прорубь налетают.

И тихо тек

Над озером лесным,

Что грусть моя

Уходит незаметно

В сухой мороз,

В березовые сны,

В рябину над тропинкою заветной.

Рябиновые грозди на ветру

Позванивают медленно и глухо.

И я молчу,

И я слова беру,

Нерезкие и ясные для слуха.

Какие песни завтра запоем?..

И вот когда

Мне это станет ясным,

Вчерашний день, что прожит

понапрасну,

Покажется таким рабочим днем!

Солнце на плечах

Ты знаешь, дорогая,

Каждый вечер,

Пока еще не выпала роса,

Мне солнце опускается на плечи

И в путь зовет

За дальние леса.

Я знаю,

Что за дальними лесами,

За синими морями, далеко

Есть женщина с нездешними глазами,

Но мне

С тобою рядом быть легко.

Что из того,

Что за морями где то

Есть в райских кущах чудо города,

В них много блеска и чужого света.

И я туда не рвался никогда.

Моя душа в душе березы белой,

Ее заморским светом не согреть.

И память,

Что Россией заболела,

Не вытравить из сердца, не стереть.

Я болен этой памятью навеки.

А солнцу что!

Ему то все равно,

Чьи океаны,

Чьи моря и реки.

Великое – оно на всех одно…

Что значу я

В сравнении с великим

Светилом всех народов и веков!

Когда мне дорог запах повилики,

И дым костра,

И тени от стогов,

Когда молчат покинуто березы,

Как будто слыша стуки топора.

В такие ночи вызревают грозы.

Ты спи, родная, спать давно пора…

А я не сплю,

А я бреду бессонно

По некогда исхоженной тропе

На грани тени и на грани солнца,

Принадлежа России

И тебе.

В краю сказок

Я верю белизне берез,

Заре,

Малиновкой летящей,

Когда молчу,

Под скрип колес

Вплывая в утреннюю чащу.

И конь,

Уздечкою звеня,

Бредет, за ветки задевая...

И от росинок, как бывает,

Намокнул рыжий круп коня.

Гляжу,

Под жалобу колес

Дремотою объятый вроде,

Как солнце медленно

С берез

На землю грешную нисходит.

И вот уже

Сквозь синь росы,

Сквозь проглянувшее оконце

Возникли рыжие усы

Веселого, как бубен, солнца.

Оно касается меня

И словно делает счастливым.

И грива рыжего коня

Горит, как золотая грива.

Ударил дрозд.

Защелкал клест.

Забился, пламенея, дятел.

И смолк дремотный скрип колес,

И замер конь,

Как будто спятил.

Оторопелый, он молчит.

И, бессловесный, онемело

Копытом о землю стучит.