Солнечные пятна

Пронзив током, возвращается реальность: я не могу позволить, чтобы Ви, несчастная девочка, которую уже не раз предавали близкие, узнала обо всем. Зажмуриваюсь и отталкиваю Че, но ничего не выходит — он не становится дальше.

— Хватит, Артем! — Поддельная истерика вмиг превращается в настоящую: — Ты поговоришь, расскажешь про нашу интрижку… А как мне жить дальше? Как смотреть Вике в глаза? Мне нужно все исправить. Я прошу тебя: давай прекратим. Давай расстанемся, Че! — плачу я в его плечо.

Теплые объятия вдруг размыкаются, оставляя меня мерзнуть в одиночестве. Опустевшая ладонь ловит пустоту.

— Интрижку? — Че отодвигается. Самый лучший человек на земле превращается в далекую звезду и холодно улыбается. — Ладно. Твой выбор понятен, и это не я.

Он долго-долго рассматривает меня новым, пустым и равнодушным взглядом, и я обреченно не отвожу глаза.

— Да. Теперь тебя тут ничто не держит, — медленно киваю, — и не держало никогда: не было никаких совпадений, не было одной на двоих души и прочего. Вика всегда была для меня на первом месте. Вот и все, Че. Уходи.

«Тебя больше никто не утянет на дно, — продолжаю мысленно. — Я тебя люблю. Лети!..»

— Окей! — Че быстро поднимается, достает из внутреннего кармана блестящий сверток, кладет его под елку и, не оглядываясь, уходит.

По полу гуляют сквозняки, но я не могу найти сил, чтобы встать и навсегда закрыть за ним дверь.

Глава 46

Морозная ночь опустилась на замерший в ожидании праздника город. В окнах соседнего дома погасли гирлянды, почернели телевизионные экраны. Люди, живущие размеренной жизнью, давно закрыли глаза и погрузились в мир снов, лишь бродячие собаки снуют в подворотнях неприкаянными тенями и разрывают тишину хриплым лаем. Шаги и приглушенные голоса в квартире номер тринадцать давно смолкли.

Моя чужая добрая сказка закончилась — декорация улыбчивой принцессы пылится в темноте на деревянном обшарпанном подоконнике, а прекрасный принц растворился где-то на заснеженных дорогах к счастью, оставив после себя лишь память об искренней улыбке и ожогах взглядов, о прикосновениях рук и губ, о призрачной уверенности в завтрашнем дне и вере в лучшее. Оставил мне уютную толстовку с загадочным ароматом, укутавшую мое худое тело, и черную дыру с рваными краями в груди. Все вернулось на круги своя: я снова одна, а кого-то хорошего нет.

Вокруг лишь одиночество и боль.
Под жестянками крыш вырождение слов,
Заблудился сквозняк в ребрах
лестничных снов,
На настойчивый стук сердца в двери твои
Открывает тобой и глядит на тебя
Зима.
Над сукровицей луж перекрестки путей,
Проступают глаза тех, кто прожит теперь.
Твой звереющий крик из окна-полыньи
Перебьет твоим смехом и бранью твоей
Зима.

* * *

Бледное и тусклое солнце еле теплыми ладонями трогает опухшее от слез лицо, непривычно холодный и ставший вдруг слишком просторным диван мучительно скрипит под онемевшей спиной. Открываю глаза, нашариваю телефон, щурясь, смотрю на время. Шесть тридцать, до полудня я должна успеть к четырем клиентам. Вселенные, перекочевавшие на стену из воображения Че, приковывают взгляд и утягивают мысли в хаос. Бессмысленно пялюсь на яркие звезды и туманности, на поникшие цветы на столе, снова собираюсь плакать, трясу головой. Вчерашний вечер не был дурным сном. Душа в агонии. В полночь наступит Новый год.

Натянув привычную упрямую улыбку, застегиваю у горла пуховик, поправляю полосатую шапку — раньше каждое утро этим ритуалом заведовал Че — и выхожу на мороз. Последнее солнце уходящего года, преломляясь в мириадах укрывших землю снежинок, беспощадно слепит глаза. Почти на ощупь бреду к остановке и в каждом проходящем мимо парне в безумной надежде пытаюсь разглядеть Че… Куда там. Все они и рядом с ним не стояли.

В квартирах пахнет хвоей, мандаринами, вареной свеклой и свеженарезанной колбасой, искрятся огнями елки, из динамиков звучат записанные еще летом, в эпицентре страшной жары, поздравления известных артистов и незатейливые мелодии из советских комедий.

Дыра в груди немеет и пульсирует, но саднящие мозоли, выступившие под холодным металлом ножниц, разъедающая слизистые оболочки вонь краски для волос, поток воздуха из жужжащего фена отвлекают меня от безрадостного настоящего.

Осознание возвращается лишь по дороге домой. Че больше нет в моем убогом жилище, в моем мире. Все, что ждет впереди — пустая гостиная, умирающая в одиночестве сосна, чужое веселье и тупая, уничтожающая боль. Ощущение правильности и гордости, в детстве распиравшее грудь после того, как я вернула кошелек, отчего-то не приходит. Пустяки. Оно придет.