Солнечные пятна

Нападение! Это война! Они, наконец, напали. Правы были мудрецы, предупреждавшие, что рано или поздно Юг восстанет. Надо отправить весточку в Шемкент, и быстрее! Ух!

Поток сорвался с набережной в гавань. Ставрос очутился между каменной стеной и бортом корабля, сверху на него лилась грязная вода, валились какие-то очистки, уличный мусор. Отплевываясь, он поплыл вдоль стены. Он жив, и это главное. Он сможет спасти страну. Он знает этот порт, через двадцать локтей в стене будет лаз — вот, кстати, и он.

Пробираться подземными ходами во время такого ливня было непросто. Хорошо еще их полностью не залило. Воды было почти по пояс, и течение то и дело сбивало его с ног; мрак был абсолютным, но он шел по памяти.

Лестница совсем проржавела, но еще держалась. Деревянный люк наверху был чем-то завален. Ставрос напрягся и выдавил его, оказавшись в захламленном сарае. Это был дом Эвримена, его любовника.

Сам любовник спал как убитый. Ставрос разбудил его оплеухами и, вытащив из постели, заставил одеваться. Тот перепугался не на шутку, и было отчего: после путешествия по затопленным подземным ходам вид у Ставроса был не самый благостный.

Через несколько минут они уже пробирались задними дворами к северным воротам. Улицы кишели дикарями: они бегали туда-сюда, носили что-то, выгоняли жителей из домов. Молнии участились, и гром грохотал почти непрерывно, нагнетая и без того напряженную обстановку.

У северных ворот толклись два дикаря. Ставрос и Эвримен подкрались к ним сзади и перерезали горло одновременно. Те не успели издать ни звука и даже не дернулись, просто повалились на землю и ушли под поверхность воды, залившей небольшую площадь. Хорошо.

Лошади в конюшне были все на месте, дикари еще не успели их увести. Эвримен оседлал свою недждскую, и они поспешили к воротам.

Воротами, впрочем, называлась небольшая дверь в городской стене. Над ней даже башни не было. Ставрос открыл замок и снял запоры, и дверь распахнулась под напором воды, сразу хлынувшей наружу. Лошадь заупрямилась, не желая проходить в невысокий проем. Да поскорей ты! Эвримен тянул животное за уздечку, а Ставрос похлопывал ее по бокам, толкая к двери.

Сзади послышались вопли дикарей и шлепанье множества ног. О боги, да это не лошадь, а осел! Ставрос от души шлепнул ее по крупу, после чего получил сильнейший удар копытом в живот. Дыхание перехватило, он отлетел в сторону и упал в грязь. В проеме двери мелькнул лошадиный хвост — хорошо, значит, Эвримен успел выйти. В тот же миг несколько рук схватили его, поставили на ноги и поволокли прочь. Несколько дикарей метнулись к распахнутым воротам, споткнулись о притопленные тела, что-то закричали. Ставроса остановили, звякнул клинок. Он понял, что сейчас умрет. Но это было неважно, Эвримен уже далеко, он донесет весть. Вспышка молнии осветила залитую улицу и свирепые лица дикарей, а грома Ставрос уже не услышал, погрузившись в мутную воду.

Пузырек

Садык-джана «У Ибрагимбека» не оказалось.

— Нынче они не заходили, — сказал Ибрагимбек. — Должно быть, отправились к Артемиде.

Артемида Ликейская держала дом любви с самой плохой репутацией. Говорили, она покупает своих девушек у работорговцев. Говорили, она позволяет клиентам делать все что угодно (и добавляли страшным шепотом: вообще все).

Информатор действительно был там. Вишванатан встретил его выходящим из выкрашенной в голубой цвет по ликейскому обычаю двери. Он раскланялся с хозяйкой, которая самолично спустилась проводить его — видно, постоянный клиент, а может, просто нужный знакомый — нахлобучил феску и увидел сыщика.

— А, ищейка, — дежурная улыбка выползла на лицо и уползла обратно. — Ты рановато. Но мне есть что сказать.

— Мир тебе, Садык-джан.

— Твоего повара нашли. Он пытался проскользнуть через северные ворота. Мой человек затеял драку, стражники забрали обоих. Сейчас они в ханской тюрьме.

— Он жив?

— Жив, — ухмыльнулся Садык-джан, — и здоров. Только немного помят. Я лично проверил, чтобы у него отобрали все, чем он мог бы… ну… ты понимаешь.

— Благодарность моя не знает границ.

— Ну, так я предложу ограничить ее тридцатью монетами, — сказал Садык-джан. — Дорого, а что делать: мне еще нужно навестить начальника караула, чтобы моего человека выпустили поскорей.

Кошелек отправился в карман к информатору, а Вишванатан — в ханскую тюрьму. Она примыкала к внешним стенам дворца, и в нее помещали государственных преступников. Почему повара упрятали туда, было неясно — возможно, драку у ворот сочли вражеской провокацией.

В тюрьме было сыро, темно и противно. Районные тюрьмы были не в пример чище и ухоженней — а все потому, что там заключенные платили за свое пребывание, здесь же все оплачивала казна, поэтому большая часть денег разворовывалась еще во дворце.

Стражники проводили Вишванатана в камеру к Батыру, выдали ему факел и удалились.

Повар был жалок. Он был толстоват, но от потрясений как-то подсдулся и скособочился. Под левым глазом сиял здоровенный фингал — следы драки. Он сидел на куче сырого тряпья, а из одежды на нем были только драные шаровары и войлочная жилетка.