Солнечные пятна

— Фьелль. Он идет сюда с остальным войском Ромелии.

— По суше? Ну, это не страшно. Это уж я как-нибудь решу. Отлично, значит, в столице шестнадцать тысяч с конницей. Вместе с моими пятнадцатью… Господа, понимаете ли вы, что у нас уже сейчас в распоряжении самая большая армия, которую видел мир? Даже у кочевников нет таких сил, если прочесать всю их степь!..

Тишину, наступившую за этим его восторженным высказыванием, прорезал далекий звук рога.

— Это рог легиона, — сказал Соларий.

— И только что наша армия стала еще сильнее!

Восемь тысяч ромелийцев стояли на поле перед Западными воротами Симиуса. Капли дождя стекали по их полированным доспехам в лужи грязи. Ровные квадраты сотен были упорядочены идеально, настолько, что казались игрушечными.

— Кого я вижу! — заорал Ротберг со стены. — Старина Фьелль!

Фьелль и генерал легиона Гай Маркилий верхом уже стояли под самой стеной в окружении тысяцких.

— Вонючка Эдвард? — Фьелль был несколько растерян. — Как тебе удалось войти в город?

— О, довольно просто. Мне помогли мои друзья. То есть, конечно, наши друзья.

— Что-то я не понимаю, — сказал Маркилий, напрягшись.

— А что тут понимать? Император отрекся. Я — законный регент Империи, — орал Ротберг. — Войска и владыки Запада присягнули мне на верность. Вам не нужно с нами воевать!

— Ты лживая скотина, Эдвард! — проорал Фьелль в ответ.

— Совсем нет! — Ротберг замахал руками. — Да, я лгал, и часто. Вот, например, вчера я обманул несчастную принцессу Алов. Но сейчас я не лгу. Спроси кого хочешь, да вот хоть его, — он повернулся и подтащил Стенна к краю стены. — Стенн, скажите ему.

— Как ни удивительно, сейчас он не лжет, — сказал Стенн.

— И вы все тоже скажите, — Ротберг пригласил Солария и Виндварда.

Увидев Солария, Маркилий расслабился.

— Все это правда, — прокричал Соларий по-ромелийски. — Наш враг не с севера, он ждет нас на востоке.

— Сейчас мы откроем ворота, — заорал Ротберг, — и вы сможете войти в город.

Увидев членов Новой Башни на стене рядом с Ротбергом, Фьелль махнул рукой. Да ему и не хотелось сражаться.

Конец мира

В полутемной холодной комнате на каменном столе лежало безжизненное тело Алов Вреддвогль, бывшей наследницы трона Запада.

Белая как мрамор кожа делала ее похожей на прекрасную статую работы древних мастеров с острова Фемос. Даже смерть не смогла отнять ее красоту, а скорее, наоборот, преумножила ее.

Ярелл провел рукой по ее ногам, по животу.

Эх, много бы он отдал, чтобы вот так прикоснуться к ней, когда она была жива. А сейчас — вот она, прекраснее всех живых женщин мира, лежит перед ним совершенно голая, совершенно доступная — и эта доступность лишает его всякого желания.

Он хотел ощущать, как она противится ему, и как это сопротивление слабеет с каждым ударом сердца, он хотел сам подчинить ее себе. А так — нет, это было бы неинтересно и даже неприятно.

Он еще раз прикоснулся к ее щеке, провел рукой по волосам.

— Все будет в наилучшем виде, принцесса, все будет идеально.

И принялся за работу.

Острейшей бритвой он удалил все волосы с ее тела; душистые масла и благовония смешал со смолой и медом и натер ее кожу, чтобы замедлить гниение. Янтарная смесь легла ровно, и тело принцессы словно опять ожило, приобретя почти естественный цвет.

Затем он взял мягкие полотнища и обернул ими руки и ноги принцессы во множество слоев, а между слоями вложил цветы, ароматные травы и кусочки папируса с молитвами. Потом, кряхтя от натуги, замотал также и туловище, и напоследок обернул голову, оставив открытым только лицо.

На этом его главная задача была закончена. Он поцеловал ее в губы и позвонил в колокольчик.

Вошли двое братьев, а за ними носильщики, и внесли резное кресло из сандалового дерева, и поставили на пол. Братья помогли Яреллу надеть на покойницу прекрасное белое платье и усадили ее в кресло, привязав бинтами к спинке и подлокотникам, а потом украсили ее бледными лилиями, источавшими невыносимый удушливо-прекрасный аромат.

Приготовления были завершены. Носильщики снова подняли кресло и вышли.

Они шли по улицам города, и люди замирали от ужаса при виде их, а затем падали ниц в рыданиях, и слезы их смешивались с дождем. Капли его сбегали по щекам мертвой принцессы, и людям казалось, что она плачет вместе с ними.

Носилки прошли мимо Арсенала, и воины, закаленные в сражениях, видевшие смерть и ужасы битв, плакали как дети.

Мостовые ворота открылись, и носилки проследовали на восток, и воины шли за ними и рыдали, и небеса плакали вместе со всеми.

На другом конце моста, у ворот Шемкента, процессия остановилась, и Ярелл, шедший впереди, закричал:

— Народ Шемкента! Мы пришли мирно, ибо несть в такой скорбный час мыслей о войне! Узрите тело девы сей, и скорбь по ней народа Запада!

И замер в ожидании. Воины на стенах умолкли и погрузились в оцепенение, ибо печальное зрелище угнетало и их. Кто-то из начальства послал к хану, потому что событие было совершенно непредвиденное.