Солнечный щит

— Я не обучен политике, — и рядом с такими людьми, как Элоиз и моя старшая сестра, Виямэй, наследницами своих тронов, я выглядел как младенец, изображающий старшего. Элоиз была всего на два года старше меня, но я не мог до нее дотянуться.

— Не будем трогать политику утром, хотя ты лучше, чем ты думаешь, Ви, — Ро ткнул меня локтем и указал на бирюзовые знамена на деревьях. — Это первый день нового си — день праздника. Может, мы вели себя не так. Просто будьте дружелюбными, может, принц потеплеет. Можно даже попробовать попросить об обучении, если думаешь, что может сработать — может, Яно откроется, думая, что он — чей-то наставник.

Элоиз не была убеждена, с сомнением взглянула на отца.

— Ты справишься с королевой Исме без перевода от Верана?

Он с болью закрыл глаза.

— И снова, куколка, я оскорблен…

— Два дня назад ты говорил ей, что Моквайя — как зеленая опухоль, — перебила она с упреком. — Что бы это ни значило!

Я фыркнул и подавил это. Ро сказал это с серьезным лицом, и мне пришлось подавлять смех, пока я переводил возмущенным придворным схоже звучащий «рай».

— Ах, но я мог сделать куда больше ошибок, — Ро кривился и улыбался одновременно. — И я все еще думаю, что между теми словами нет разницы, — он махнул нам, когда мы захотели возразить. — Я справлюсь утром. Ее придворные думают, что мои оговорки забавные, и я собираюсь слушать сплетни о новом ашоки. Что скажешь, Веран? Побудешь с Элоиз немного, попробуешь разговорить Яно? — он быстро кивнул Элоиз. — Но я все еще считаю, что ты хорошо постаралась…

— Нет, я буду рада компании, Веран, — сказала она. — Если честно, беседы с принцем Яно были самым сложным, что я пробовала. Может, он будет больше заинтересован в тебе, чем во мне. Если это не начнет международный скандал, папа.

Ро скривился.

— Я делал так раньше, это утомительно. Дни бунтарства кончились, теперь это твоя ответственность.

Он рассмеялся от глупости своих слов в такой компании — дипломат и переводчик — и повел нас к сияющим дверям.

4

Ларк

— Вот так, Уит, — я затянула последнюю лямку на ноге девочки. Ботинки бородатого путника были ей велики, но она выросла из прошлой пары обуви и ходила с торчащими из них пальцами. Я использовала старую кожаную упряжь коня и привязала их к ее ногам. Не мило, но сработает.

Она пробормотала спасибо, шепелявя, и отошла, оставляя следы на земле. Я села на пятки и сняла широкополую кожаную шляпу. В складках была пыль, и я выбила ее об ногу пару раз. Крыс неподалеку поднял голову от шума, поднял большие уши.

— Пыль, — сказала я ему. — Порой мне интересно, может, мы все лиловые или зеленые, но сейчас мы все цвета пыли.

Он зевнул и тряхнул головой, уши хлопнули. Облако пыли поднялось от шерсти.

Сайф вышел из-за кустов, темные волосы прилипли ко лбу, он вытирался куском мешка.

— Лужа свободна, Ларк.

— Вовремя, — я встала и пошла в дубовую рощу. Крыс следовал за мной.

Лужа была у стены каньона, глубокая, но не настоящий пруд. Она появилась из водного кармана, естественного колодца в камнях сверху, откуда мы и брали воду. Этот карман мы нашли первым, когда шли к каньону Трех линий, следуя за старым петроглифом из трех линий на камне, указывающим на источник воды. Вершина кармана была высоко в стене каньона, и подниматься туда было сложно, но за четыре года моего пребывания тут там ни разу не высохла вода. Она была прохладной и сладкой, струилась по камню, оставляя черные следы, которые привлекали желтых бабочек и песчаных ящериц, поедающих мух.

Лужа сегодня была неглубокой, едва покрывала каменистое дно. Потому мы решили сегодня помыться — если источник высохнет сильнее, воду придется таскать из кармана, и после готовки и питья там почти ничего не останется. Лила собиралась после меня стирать вещи — нельзя было медлить. Я стала раздеваться. Сняла жилет, рубашку цвета пыли. Сбросила ботинки — только это в моей одежде хоть чего-то стоило, ведь я забрала их из кареты хорошо одетого путника несколько месяцев назад. Я сняла штаны и дырявые носки, отцепила повязку от груди и повесила все на куст можжевельника.

Ветерок носился по каньону, и я подняла заслонку — загрубевшую старую шкуру бизона на деревянной раме — и опустилась на камни у лужи. Я пошевелила ногами среди камешков на дне, чтобы они убрали грязь между пальцев ног. Я склонилась, вытянула шею и отвязала полоску ткани, сдерживающую мои дреды. Волосы были такими, сколько я себя помнила. У меня были смутные воспоминания о кудрях, но то ли мои волосы потом сами стали дредами, то ли кто-то начал это в Канаве Телл, я была слишком юна, чтобы помнить. Я не хотела менять это. Мне нравилось, как просто с ними было обходиться. Не нужно было постоянно расчесываться, как Лила, убирающая колтуны. Не нужно было укутывать их каждую ночь, как делала Роза, чтобы они не высохли от жара пустыни.