Солнечный страж

Я вскочила, умылась из кувшина, перевязала палец и взялась за работу – на этот раз спокойно. Меня здесь не было. Я стояла у сторожевой башни в мантии Солнечного стража, и ветер трепал мои распущенные волосы. Спустилась ночь, и моё, ставшее теперь абсолютно чужим, тело оказалось в цепких и жадных руках какого-то купца, затем – в мозолистых ладонях солдата, а затем Рамина лежала взлохмаченной головой на моих коленях и говорила, говорила что-то, пока мы обе не провалились в сон. И даже во сне я не вернулась в город, чернеющий под высокой стеной. Я шла из Ольдена прочь по запорошенной снегом тропинке, а впереди бежала серебристая остроухая лиса и заливисто лаяла.

Глава 2

Несколько дней после всех этих событий я словно отсутствовала в мире живых. Были это проделки моей девичьей фантазии или недоразвитого дара, но время и люди будто бы проплывали мимо меня, как жухлые листья в сточной канаве, а я с замиранием сердца снова и снова проживала те несколько счастливых минут, проведённых на городской стене. С того дня угрюмые пейзажи Ольдена стали для меня совсем невыносимы.

До полудня нам позволялось отсыпаться и отдыхать, но обычно я успевала подняться пораньше, закутаться потеплее и пройтись до базара или посмотреть на чинно прогуливающихся после завтрака господ из графского замка. Сейчас я не хотела и носа показывать наружу. Не из-за холода: я опасалась встретить на улице Эдвина Сандберга. В таверне одни гомонили о том, что лорд Эральд принимает у себя не кого-нибудь, а самого предводителя Солнечной стражи в сопровождении элитного отряда. Другие, основательно приняв на грудь, горячо рассуждали о том, что в Ольдене ожидают прибытия Инквизиции, третьи утверждали, что сам лорд намерен выбраться на Север и лично осмотреть Ничейные земли.

Я давно убедилась в том, что людям совершенно всё равно, о чём чесать языками. У них всё заслуживает внимания: и попавшая в тарелку муха, и соседская жена, и красные демонята, которых и в природе-то, наверное, не существует. Удивительно, но именно этим загадочным демонятам я и оказалась обязана своим следующим приключением.

Однажды утром хозяин поднялся не с той ноги. Не успев позавтракать, он вломился в нашу с Раминой каморку и бесцеремонно сдёрнул с нас единственное одеяло. К рассвету угли в камине общей залы, которая находилась за стенкой, окончательно остыли, и всё тепло, что нам удавалось удерживать, было заключено под тонким слоем дырявой шерсти, в которую мы кутались.

Лишив нас одним ловким движением последнего тепла, «усатый волк» принялся надрывно орать, раздувая свои пушистые усы и топорща коротко остриженную бороду. Я сжалась в комочек, натянула на согнутые колени спальную сорочку и спрятала лицо, оставив лишь щёлочку для глаз. Рамина бесстыдно развалилась поперёк кровати и подпёрла кулаком подбородок, другой рукой поглаживая себя по обнажённой груди.

– … как деревянные! – донеслось до меня, как будто из иного мира.

Надо признаться, когда на меня орут, я не могу разобрать ни слов, ни смысла – всё сливается в единый неразборчивый поток.

– … шевелить задницами, разнося тарелки! Улыбаться! Стрелять глазами! А не подпирать стену кухни и не сидеть на бочке под лестницей!

Крик хозяина остывал, переходя в сварливое ворчание. Метод Рамины всегда срабатывал безотказно – хозяин попросту не мог оторвать взгляда от её проворных пальчиков, скользящих по нежной коже сверху вниз. Она, конечно, в сравнении со мной была красоткой: чёрные брови и чуть раскосые лукавые глаза, копна густых каштановых волос, тончайшая бронзовая кожа. Её словно задумали хитрые и охочие до людских слабостей демоны древности – смешали между собой крови трёх континентов и нескольких рас, чтобы создать девушку, которая будет по нраву любому мужчине.

У меня во внешности и крови ничего подобного не было. Серые глаза, курносый нос, волосы цвета сухой соломы – такими были женщины Вестена с незапамятных времён. Матушка Евраксия, прежняя настоятельница приюта, в который меня определили после рождения, рассказывала, что моя мать в юности была светловолосой, весёлой и неугомонной девчонкой. В детстве она пела в церковном хоре, что не мешало ей, впрочем, лазать по деревьям и тайком от взрослых практиковаться в огненных заклинаниях. Мой отец, напротив, был сдержан и немногословен, в Академии сразу же прослыл нелюдимом и букой, но, когда годом позднее пришла война, первым из студентов вызвался в солдаты. А второй, кто сделал шаг вперёд, едва объявили сбор добровольцев, была моя мама.

Отряд боевых магов, куда их определили, продержался почти целый год, после чего был полностью уничтожен эльфийской армией. Но мама успела оставить в этом мире меня, и добрые люди из рук в руки умудрились переправить младенца нескольких дней от роду в лоно Вестенской церкви.