Солнечный свет

Перекрестный допрос продолжался. Мне стало интересно, много ли знает Кон о человеческих законах; тогда он мог протестовать против задержания без обвинения, мог не отвечать на вопросы. Хотя, может быть, он этого и не хотел. Может, оставаться человеком и так стоило ему больших усилий, и поэтому не стоило выделываться. Может быть, ему было все равно. Во всяком случае, никакого возмущения он не выказывал. Я напомнила себе, что он вампир, а вампиры никогда не возмущаются, даже когда притворяются людьми.

До меня не доходило, что я могу протестовать против незаконного задержания. Я не хотела принуждать их думать о том, почему они хотят меня задержать, если хотят. Мне казалось, что у них есть всякие альтернативные способы.

Вдруг я с ужасом подумала о том, который сейчас час. Сколько времени мы были… заняты Бо и его бандой. Когда мы выбежали из дверей и попали в руки отряда ООД, все еще было очень темно, но в котором часу ночи? И сколько мы пробыли здесь?

Когда рассвет?

Когда Богиня начала допрашивать меня, мне было не просто сосредоточиться на ее словах, пытаться что-то ей отвечать. Я была слишком потрясена, чтобы чувствовать испуг, но по той же причине не могла чувствовать ничего, кроме испуга. Я не сумела придумать для нее байку, раз уж правду сказать было нельзя. Теоретически мне было терять куда меньше, чем Кону, но я этого не чувствовала. Я-то ведь всего-навсего убила нескольких вампиров. Может быть, я воспользовалась не теми каналами, но убийство вампиров всегда смягчает вину. Ей стоило наградить меня медалью. Хотя не думаю, что она бы с этим согласилась.

Будь начеку, Светлячок.

Когда мы с Коном планировали битву с Бо, мы не думали о том, что будет потом. Хотя он, может, и думал, но не посвящал меня в свои мысли. Он вообще не очень разговорчив. Кроме того, после Бо – если предположить, что существует это «после Бо», – наш альянс терял свой смысл; может быть, он думал, что поэтому и говорить тут не о чем.

И уж точно я не думала о сочинении правдоподобной легенды. Кто и когда расследовал убийство вампиров? Если мы сумеем бежать – значит, сумеем бежать, вот и все. Мы, конечно, не планировали разносить вдребезги Не-Город.

Снова та же мысль: после Бо, если предположить, что существует это «после Бо», у меня и Кона уже нет причин иметь что-то общее.

Богиня тем временем заговорила со мной.

Да, мы с мистером Коннором познакомились пять месяцев назад, во время моего – нашего – принудительного заточения на озере. Нет, раньше я его не встречала. Да, вероятно, должна была рассказать, но мне хотелось забыть все, относящееся к тому периоду времени, и я же не думала, что встречу его снова. Нет, встречаться сегодня мы не собирались – тем не менее я думаю, что нас свел вместе тот вампир, от которого мы тогда едва убежали.

Голосом, полным сокрушительного презрения, Богиня «явила, что человек не может убежать от вампира.

Затем настал мой звездный час. Я сказала, что вампиры, вероятно, позволили нам убежать, чтобы заполучить нас потом, когда мы уже будем чувствовать себя в безопасности.

Даже на Богиню это произвело впечатление.

Вампиры вряд ли могли так заиграться со своими жертвами в кошки-мышки, чтобы отпустить их на все четыре строны на несколько месяцев, а затем снова поймать, но ведь вампиры весьма непредсказуемы. И это давало слабенькое, но все же объяснение моим заслугам в области взрыва компьютерных систем.

– Тогда как же, – спросила она сквозь зубы, – вам удалось бежать в этот раз?

– Со всем уважением, мэм, – сказал Пат, официально и по всем правилам, даже не скажешь, что это в самом деле Пат, – вероятнее всего, крупная стычка вампирских банд. И эти двое оказались не в том месте и не в то время. Это может объяснить, как им удалось уйти и в тот раз.

– А почему мы ничего не знали о войне банд, настолько масштабной, что треть He-Города взлетела на воздух? – проворчала Богиня.

– Не знаю, мэм, но мы собираемся это выяснить.

Следующие несколько вопросов, которые Богиня мне задала, были вполне корректными. Нет, я не помню, как я – как мы – убежали пять месяцев назад. Я даже не помню в точности, убегали ли мы. Я все помню очень смутно. Это из-за шока. Спросите лучше у Пата. Я рассказала ему все, что помнила. А сейчас я помню еще меньше.

Она не стала спрашивать у Пата. Она читала дело.

Она не стала вспоминать о еще одном случае и о тех обстоятельствах, при которых я впервые ее встретила. Это должно было стать для меня передышкой. Не стало.

Она снова переключилась на Кона. Что он помнит о тех двух днях, когда он был прикован в доме у озера? Или, может быть, это были не два дня, а больше?