Солнечный свет

Опять радостные новости. Не просто что-то,а что-то вампирское. А значит, оно будет еще сильнее замешано на крови. Не люблюкровь. В смысле, я нормально отношусь к крови, когда она циркулирует внутри, несет кислород и калории к клеткам-домоседкам, но при виде липко сочащегося розового гамбургера меня тошнит.

«Можешь мне довериться?» – спросил он. Не доверишься – а сможешьли? Я подумала над этим. Будет непросто. Да, о'кей, это факт. Думать об этом необходимости нет. Могу я довериться ему?

А что мне терять?

Что, если его помощи я не выдержу? Есть уйма вещей, которых я не выдержу. Начнем с того, что я далеко не смела, очень, очень устала, я истощена от посттравматического как-там-eгo, и я легко могу не выдержать и того, что сделала кухонным ножом прошлой ночью. И я могу оказаться душевнобольным маньяком.

– Да, – выговорила я. – Да. Думаю, да.

Константин не выдохнул с облегчением, как мог бы человек на его месте, но вместо этого замер статуей. Это была неподвижность другого рода, чем простое отсутствие движений. Сказав «да», я почувствовала себя лучше. Менее усталой. Впрочем, похоже, я все еще бредила, потому что наклонилась к нему и коснулась тыльной стороны ладони.

– О'кей? – сказала я. Недолгая тишина.

– О'кей, – ответил он. У меня вдруг возникла непрошеная мысль, что до сих пор он ни разу не говорил «о'кей». С людьми поведешься – много нового и интересного наберешься: смех, сленг.

– Это будет не завтрашней ночью, – сказал вампир. – Возможно, послезавтрашней.

– О'кей, – сказала я. – Увидимся.

– Приятных снов, – попрощался он.

– О, конечно, непременно, – отозвалась я с претензией та иронию, но он уже исчез.

Я оставила окно открытым настежь. Хотелось, чтобы в комнате со мной было как можно больше свежего воздуха.

Тихонько позванивал один из оконных заговоров. Это был необычайно умиротворяющий, обнадеживающий звук.

Вид у меня этим утром, наверное, был тот еще. Мне пришло в голову, что все в кофейне относятся ко мне как к инвалиду, притворяясь, будто ничего такого вовсе нет. Я хотела сказать им, что они правы – я в самом деле инвалид, отметина на груди, о которой знал только Мэл, никуда не делась, и я умираю. Ничего подобного я не сказала. Соврала, что все еще страдаю от недосыпания.

Паули внезапно появился на час раньше со словами, что ему нечем заняться, но я была уверена – это мама позвонила моему ученику и спросила, не сможет ли он прийти пораньше. Думаю, мама вычислила, что ее заговоры уходят в бардачок «Развалины» или подобное место, потому что принялась прятать заговоры вокруг пекарни, где я могла их и не найти, но они все равно приносили бы мне пользу.

Из-за своих непрошеных размышлений насчет скелетов в семейном шкафу я начала задаваться вопросом: для чего же именно предназначены все мамины заговоры? Она всегда была немного поведена на них; наверняка это пошло с тех восьми лет, проведенных в мире моего отца. Тем утром я нашла два новых: какое-то маленькое животное, свернутое клубочком, прикрывающее лапами глаза, с красной бусиной на месте пупка; и сияющий белый диск, радужно-переливчатый, если повернуть его к свету. Я оставила их там же, где нашла. Возможно, стоило позволить им попытку защитить меня от того, что им задано. Я чувствовала какую-то симпатию к свернувшемуся клубочком созданию с лапами на лице, даже если красная отметина была у нее ниже, чем у меня. Заговоры часто шумны – еще одна причина, почему я их недолюбливаю, – но сложно расслышать постороннее жужжание и болтовню за общим гамом в кофейне. Особенно во время смен, когда мне приходилось терпеть добродушно напевающего ученика.

Мэл в тот день работал, но у Эймил в библиотеке был выходной. Она забрела в пекарню с чашкой кофе ближе к концу моей смены и сообщила, что сегодня узнала о распродаже старых книги прочего хлама в Рэдтри (один из маленьких городков по дороге на юг, к следующему большому городу) и собирается ехать – не хочу ли я составить компанию? Мне, наверное, следовало отправиться домой и вздремнуть, но я не хотела. И потому ответила «да». Небольшая загородная прогулка для обреченной. К тому же, всю дорогу туда Эймил говорила о библиотечных делах и ни разу не упомянула ночные волнения в округе. К тому времени, когда мы прибыли на рыночную площадь Рэдтри, я была в хорошем настроении.