Солнечный удар

Джонатан прервал свой маршрут, остановившись прямо напротив нас, и внимательно посмотрел на меня.

– То, что он сделал, это примерно то же, что вырвать свое сердце голыми руками и объявить это пересадкой органов. Это возможно. Но это только чертовски трогательная глупость.

– Я в порядке, – вмешался Дэвид.

– Ты не в порядке! – Джонатан развернулся к нему и ткнул пальцем в лицо. – И даже не пробуй обсуждать это со мной. Ты истекаешь энергией на все чертово пространство. Скажи мне… можешь ли ты это остановить? Или же ты собираешься выжать себя досуха, сохраняя ей жизнь? Это лишь попытка наполнить высохшее озеро чайной ложкой, Дэвид. Ты не сможешь этого сделать. Ты не сможешь превратить человека в джинна, потому что люди совершенно, чертовски не подходят для этого.

Дэвид молчал. Лицо Джонатана застыло.

– И не нужно считать мои слова дерьмом, – сказал он безнадежно. – По крайней мере, это то, что я действительно думаю.

Он развернулся, подошел к камину и подобрал угрожающе выглядящую черную кочергу и ткнул ей в беззащитные поленья. Они затрещали, взорвались искрами и рассыпались. Я через плечо обернулась на Дэвида, спокойного, твердого, собранного.

– Он прав? – спросила я.

– Нет, – сказал он. – Да, я теряю часть энергии, так же как человек может потерять часть своей крови без ущерба для здоровья. Это ерунда.

Джонатан швырнул кочергу назад в ажурный чугунный держатель. С резким клацаньем металл ударился о металл.

– Семь дней. – Темные глаза Джонатана пылали от переполнявших его эмоций. – Я сижу здесь и наблюдаю, как из тебя утекает жизнь на эфирном плане семь чертовых дней! Я не буду сидеть ровно на своей всемогущей заднице, пока ты умираешь.

– Это не твое дело.

– Дэвид…

– Это не твое дело, Джонатан! – Медные глаза Дэвида горели бешенством. Взгляд Джонатана был темен и глубок как космос. Они не двигались, но я чувствовала, как рушатся защиты, и все мое существо кричало, требуя убраться к черту из пространства между ними.

Но, так или иначе, я не стала прислушиваться к советам собственных чувств.

Я развернулась к Дэвиду.

– Что за дерьмовый образец мифического героя ты на себя решил примерить? Я тебя не просила убивать себя ради меня! Я бы никогда не потребовала такого! Ты не можешь, черт тебя дери, сделать меня джинном и подохнуть! Слышишь меня? Не можешь!

Джонатан рассмеялся.

– Я тебя умоляю. Он не сделал тебя джинном, неужели до тебя до сих пор не дошло? Он сделал каждого из вас половиной джинна.

Я заметила, что мои волосы снова собрались в локоны, как только нарушилась моя сосредоточенность. Я потеряла и серый цвет радужки, сохранять который старался научить меня Дэвид, и чувствовала, как мои глаза изменились – вспышка – они стали серебряными.

– Половиной?

– Да. Как две половинки единого целою. – Джонатан скривился, словно от горечи. – И что это за целое, у меня нет ни малейшего представления. Возможно, я идиот.

– Отлично. В таком случае исправь это, – сказала я, – уничтожь.

– Нет! – снова воскликнул Дэвид, и на этот раз, наконец, пошевелился, взяв меня за плечи и физически сдвинув с дороги. Потом решительно усадил на диван.

– Ты не понимаешь. Я прошу тебя молчать.

– Слушай, она ясно попросила, – сказал Джонатане и наставил на меня палец.

– Нет! – Дэвид выбросил руку вперед, ладонью от себя, отталкивая Джонатана, хотя тот не предпринимая никаких шагов для реализации нашего решения. Он опустился на одно колено прямо в своем оливковом пальто и взял мою руку в свои. Тепло кожи, искренность, сияющая в его глазах…

– Джоанн, это касается только его и меня. Дай нам решить это между собой.

Джонатан перевернул бутылку, осушив до дна, и бросил ее в камин. Звон стекла затерялся в реве пламени, огонь взметнулся, ластясь, словно домашний любимец.

– Дерьмо. Несмотря на то, что все это очень трогательно, Дэвид, это совершенный бред. Ты не сможешь сделать ее одной из нас. Ты можешь сохранить ей жизнь, ты можешь дать ей силы, но цена этого слишком, чертовски высока. Неужели ты думаешь, что я собираюсь стоять в стороне и позволю тебе это сделать?

Дэвид улыбнулся, но я точно могла сказать, что улыбка предназначалась не мне. Она была горькой, очень личной и полной боли.

– Смотри, как ты прекрасна, моя любовь, смотри, как ты прекрасна…

– Эй! Не нужно мне этого цитировать. Ты же знаешь, как я это ненавижу. – Джонатан подошел сзади и впился взглядом в нас обоих. После долгого молчания что-то в нем растаяло. Может быть, гнев. Или решимость. – Ты действительно это делаешь.

Пальцы Дэвида сомкнулись вокруг моих.

– Это уже сделано.

– Ты умрешь, чтобы дать ей жизнь.

– Я не думаю, что это обязательно должно случиться, но если дойдет до этого, то да. Я не боюсь.

Внутри меня что-то застыло в неподвижности. Совершенной, абсолютной неподвижности. Я вся сосредоточилась на Дэвиде, на его глазах, на энергии, перетекающей от него ко мне. Энергии, которая, как я теперь понимала, поддерживала мою жизнь.