Они вошли в небольшую комнату, вдоль стены которой протянулось длинная мраморная скамья с узким продолговатым отверстием по центру. На ней могло бы уместиться сразу с десяток человек, но сейчас, ранним утром, тут было пусто. Все трое, подняв одежду, присели вблизи друг друга на камень и Луций задом ощутил его холод.
– Ого! – воскликнул он, – этот мрамор никто не греет.
Ему думалось, что здесь, как у него дома, каменные полы и сиденья нагреваются горячим воздухом, который идет по пустотам от жаровен, растапливаемых рабами.
– Только твоя задница, цезарь! – визгливо расхохотался Агаклит. Его голос восстановился и опять стал высоким, похожим на голос оскопленного мужчины. – Она согреет все.
Под ними тихо журчала речная вода, ведущая в клоаку, она смывала человеческие испражнения: кал, мочу. Вода настраивала на философский лад и Веру захотелось продолжить разговор.
– Так ты не ответил Зенон из Мегары, отчего вы философы такие бедные, если умные? Конечно, за исключением нас с братом.
– Я отвечу тебе цезарь словами Фалеса Милетского: «Философы могут легко разбогатеть, но им это неинтересно».
– Правда? – удивился Луций. – Я никогда не думал о том, что мне интересно. Пожалуй, спать с женщинами…
– Наслаждение, – презрительно обронил Зенон.
– Вкусно поесть…
– Опять наслаждение!
– Помчаться на охоте за ланью или диким вепрем.
– Пустое времяпровождение, – киник победоносно смотрел на цезаря. – Твои наслаждения не принесут тебе счастья.
– Ты все отвергаешь. Но зачем же тогда жить?
Перед сидящими, у самых ног, вдоль всего туалетного сиденья был выбит желоб в полу; по нему тоже текла вода. Возле каждого места лежал прут с намотанной тряпкой для подтирки задницы.
Зенон не ответил Луцию Веру, а потянулся за прутиком и, смачивая тряпку в воде, принялся деловито пользоваться ею.
– Зачем же тогда жить? – младший брат Марка Аврелия так хотел получить ответ от нищего киника, что застыл на месте, наблюдая за манипуляциями Зенона как зачарованный. – В чем секрет счастья? Только не говори, что нужно следовать разуму. Этому учат и стоики. Может быть счастье в любви? В Риме она редко встречается…
– Нет, – ответил Зенон, закончив и поднимаясь со скамьи. – Любовь – это добровольное рабство, мы ее отвергаем. Счастье для киников в удовлетворении тем, что имеешь, ведь у человека уже есть все необходимое. Он самодостаточен, родина у него – весь мир, ибо как говорил наш наставник Диоген, человека нельзя изгнать из общины или полиса, поскольку путь к Аиду24
начинается отовсюду. Итак, довольствуйся тем, чем обладаешь, цезарь, и не желай большего!..Этот философский разговор случился в туалете, уносящим человеческие отходы в реку, оттуда в море и дальше в мир, где они растворяются в природе, становятся самой природой. Что может быть более символичным? Он, Луций, будет получать удовольствие от того, что имеет сейчас, сию минуту. Война, парфяне, пока далеко, они не здесь, а где-то за перевалами гор, за хребтами надвигающейся суровой зимы и идущей следом весны. Но едва придет время, он по достоинству встретит испытания, которые станут в тот миг из будущих настоящими и следуя Зенону, будет наслаждаться ими. Пусть даже это будет война.
Лишь в одном он не станет до конца следовать киникам: получать минимум удовольствий – это не про него. Надо получать их столько, сколько осилит душа и тело.
«Возьми сестерции себе! – Луций отдал Зенону немного монет. – Киники же принимают подаяния?»
Нижняя Паннония
Легат второго Вспомогательного легиона расквартированного в Аквинкуме25
Клавдий Помпеян с самого первого дня назначения на высокую военную должность приступил к выполнению поручения покойного Антонина, о котором они беседовали с цезарем Марком. Тогда тот бы еще наследником.Они встречались у предгорий Альп неподалеку от Клавенны и Помпеян представил Марку варвара Ангуса из племени вотадинов. Это была часть одного из немногих племен, переселенных Антонином из Британии в германские земли для противодействия возможной угрозе с севера. Вотадины были кельтами, по сути, родственным племенами галлов, которые с успехом романизировались за прошедшие двести лет после их завоевания Юлием Цезарем.
Император Антонин, как и Марк, был озабочен положением в соседних землях, граничащих с римской территорией. Там что-то происходило, неясное и загадочное, а потому пугающее тайной незнания. В Рим долетали отдельные разрозненные сведения о беспорядочных, подчас хаотичных передвижениях больших и могучих племен, вызванных на первый взгляд странными причинами. Пугающие предсказания жрецов, неверный полет птиц, полуночный вой волков: все это могло вызвать решение вождей внезапно сняться с насиженных мест и на лошадях, в повозках со всем немудреным скарбом, с женами и детьми откочевать в другие земли.