Солнце

Эрана ласково улыбнулась и совсем по-детски признательно обняла его за талию, прижавшись щекой к животу старика, сказала:

– Я люблю вас, и я люблю солнце. И вы, и оно помогаете мне жить дальше. Но вы здесь, рядом, вы настоящий, и вас я люблю больше, поэтому, обещаю, что буду жить, несмотря ни на что ради вас, дедушка Рит.

3

После этого их разговора прошло немало дней, но Рит все никак не мог забыть его. Не давало покоя беспокойство за Эрану. Но девочка росла, улыбалась, заботилась о нем, как и прежде и разговоров о солнце больше не заводила. Вот только Рит нет-нет да замечал ненароком, как Эрана порой тоскливо и безнадежно смотрит в унылые мрачные небеса, тихонько вздыхая, а в глазах дрожат скрытые слезы. В такие мгновения сердце старика надрывалось, и беспокойство бушевало с удвоенной силой. Но вскоре девочка вновь была спокойна и сдержана, и Рит успокаивался. Правда ненадолго, потому что Эрана все чаще тайком плакала по ночам, ее то и дело охватывала печаль и рассеянность, и она уходила куда-нибудь, чтобы он не видел ее состояния. Вернувшись, девочка щебетала и улыбалась, но Рит себе места не находил. Он так привык к девочке, что от его чуткого взгляда не могли укрыться даже малейшие изменения ее настроения. Он видел, что Эрана медленно, незаметно для чужого взора угасала, чахла и не на шутку перепугался. Не раз пытался поговорить с ней, но девочка каждый раз уклонялась от серьезного разговора или все переводила в шутку.

Но день ото дня печаль ее становилась глубже, скрывать грусть и тоску было все труднее, и Рит понимал, что теряет девочку. Сумрак заполнял, давил ее нежную неокрепшую душу, как давил души тех, кто жил в прежние времена и которых уже давно не было на свете. Тот же сумрак съедал и его, но он был стар, и ему уже нечего было желать, не к чему было стремиться, кроме скромной могилки на одиноком кладбище. Его стариковская печаль и тоска были понятны: слишком ярки воспоминания о прошлом, но Рит не мог смириться с тем, что Эрана, никогда не видевшая красок, цветов, голубого неба, мучается и засыхает. Она была ребенком этого мрачного неуютного скудного мира, но это был ее мир.

Сотни таких же детей живут на этой земле, воспринимая окружающую действительность как данность, как неотъемлемую часть мироздания, и их не тревожит отсутствие света, деревьев, травы, солнца, ведь они не знают, что это такое. И эти дети счастливы, как любые другие дети, они беззаботны и веселы, потому что это их мир, они родились в нем, и они никогда не видели ничего другого.

Эрана должна была быть одной из этих детей ночи, играть, безобразничать и шалить, как они, а не жить на отшибе, как изгой, со стариком, существование которого идет вразрез с нынешним обществом, со стариком, которого вообще не должно быть на свете. Но ей выпал другой тяжелый удел, удел стариков. И сейчас Рит горько жалел о том, что однажды девочка услышала рассказы матери о былом. Она не должна была знать ни о ясных, безоблачных днях, ни о солнечном свете. Она не должна была смущать свой разум несбыточным и давно ушедшими образами. Но Эрана узнала о солнце, и теперь гнетущий мрак казался ей нестерпимым и жалким. Девочка страдала и задыхалась, а Рит не знал, что делать.

Дни стали тянуться тягуче медленно, как было раньше, вновь навалилась непосильным грузом вся тяжесть жизни, и мгла, что с появлением девочки побледнела и как-то съежилась, вдруг обрушилась на его согбенные плечи всей своей силой. Загоревшиеся было новым огнем его глаза, погасли, мучительные думы и переживания состарили его намного быстрее и безжалостнее, чем время, но старик не замечал этого. Все его помыслы сосредоточились на Эране, он думал, как же помочь ей.

Безумное решение пришло внезапно, когда однажды девочка перед сном вдруг спросила его.

– Дедушка Рит, ведь может быть такое, что когда-нибудь солнце вновь вернется к нам?

– Конечно, может, милая, – отозвался старик печально. – Поэтому не стоит отчаиваться, надо верить и желаемое обязательно сбудется.

Эрана тихо, почти шепотом сказала:

– Я слышала, как говорили, что в далеких-далеких землях творятся настоящие чудеса.

Сердце Рита забилось быстро-быстро в каком-то тоскливом предчувствии.

– Какие же это чудеса, детка?

Глаза ребенка засияли каким-то мечтательным, почти потусторонним светом, когда она заговорила:

– Говорят, что в этих забытых невиданных землях небо становится светлым-светлым и высоким-высоким, а над горизонтом поднимается нечто ослепительно-яркое, горячее, поразительное все выше, выше, и вокруг становится так ясно, так чисто, так огромно, что человек похож на маленькую песчинку. Я знаю, дедушка Рит, это солнце! – по ее бледным щекам вдруг побежали слезы. – Это оно, оно!

Рит робко обнял ее за хрупкие плечики, словно хотел удержать возле себя во что бы то ни стало, проговорил:

– Перестань, Эрана, ты же взрослая девочка и тебе не пристало плакать, как новорожденное дитя.