Солнце больше солнца

Между тем Тавлеев не удовлетворился разъяснениями, которые дал взыскующим. В Бузулук прибыл из Самары комиссар КомУча с большими полномочиями, и штабс-капитан отправил ему с конным нарочным послание, в котором обстоятельно описал дело о собственности убитого Данилова. Ответом явилась бумага с печатями самарского правительства и атамана Дутова, выметавшего красных из Оренбуржья. В бумаге объявлялось, что до постановления суда, который будет создан законной всероссийской властью, дом Данилова остаётся в совместном пользовании Обреева, Неделяева, Марии Зипаловой и вдовы. Лошади, корова, надворные постройки, инвентарь, земля, засеянная Обреевым, Неделяевым, Марией Зипаловой, также до суда, сохраняются за ними. На них налагается обязанность содержать вдову.

Тавлеев собрал в горнице всех названных в документе, вслух зачитал его, затем дал прочесть Софье Ивановне и вручил Илье Обрееву как старшему из работоспособных.

Из Бузулука приехала с мужем-купцом старшая дочь Даниловых. Ей и средней дочери с их семьями выпало уцелеть при красных. Мужей вместе с другими купцами взяли под арест и пообещали держать без хлеба и воды, пока не подпишут обязательство «внести контрибуцию». Деньги были отданы, и купцов отпустили до следующего раза – на их счастье в Бузулук вошли белые.

Мужья обеих сестёр порешили, во избежание неожиданностей войны, забрать семьи и всё, что можно, и отправиться в Харбин. Старшая дочь приехала в Савруху за матерью.

Софья Ивановна спросила Тавлеева, нельзя ли «хоть свою одежду и то, что тут было как дорогая память, с собой взять?» Штабс-капитан сказал, что это, конечно, можно. И из дома, помимо одежды, вынесли остававшееся на смену постельное бельё, швейную машинку «зингер», самовар, посуду, кроме самой простой, настенные часы, скатерти, занавески, большое зеркало, которое, хотя и было обёрнуто несколькими одеялами, треснуло, когда его клали на воз.

Илья ухитрился припрятать пару хозяйских рубах, пол-ящика мыла «Нестор», названного так компанией-производителем «Невское стеариновое товарищество», десятка три шпулек с нитками, дюжину иголок. В селе ныне несказанно ценились нитки и иголки.

26

С зорьки Илья и Маркел косили траву, вдыхая пряный от луговых ароматов воздух, напитывая рубахи терпким потом. Почувствовав, что усталь становится нещадной, положили косы наземь, сбросили с себя мокрые насквозь рубахи и спрятались от солнца в шалаш на краю луга у чернолесья.

– Ага, Мария идёт. Хоть бы принесла яйца… – сказал тоскующим голосом Илья, выглядывая из шалаша.

Белые избавили селян от продразвёрсток, и по дворам, где хозяева сумели сберечь от красных петуха и кур, забегали цыплята. Парни давеча поручили Марии выбрать что-то из оставшихся от Данилова вещей, сменять на яйца, но нашлось мало чего – шло к тому, что после мёда лизнёшь дёгтя от смены власти.

Мария, подходя к шалашу косцов, упарившихся от работы и солнца, окатила их сердца радостью:

– Несу пяток яиц! И курицу несу, сварила. За полшпульки ниток взяла трёх кур с петухом!

Парням, в чьём хозяйстве, если не считать коней и дойную корову, живность перевелась, снилось мясо, и странно было, что на курицу они накинулись без урчания. Её молча разодрали на две половины, и в то время как они исчезали меж рядами крепких зубов, Мария говорила:

– Люди к нам без дружбы. Какой раз мне сказали в глаза: вы забогатели на добре убитого! При красных никто не сказал так, а теперь вона чего.

Илья провёл тыльной стороной ладони по лоснящимся от жира губам, сказал:

– Завидуют, и пускай! А я заране знаю, что всё у нас отберётся. Разве ж какое-то время повладеем. Но на зиму запастись надо!

Маркел, разгрызавший куриную шейку, выплюнул обсосанные позвонки, проговорил с яростной ноткой:

– Хорошо б, чтобы у всех отобралось!

Мария сказала, что к ней заходили Лизка и Ленка. Белые из села отправились к Актюбинску, где красные собирали силы в кулак, и освободившийся от постоя дом звал к мирным радостям.

– Лизка передо мной глаза закатила и Ленке: «Ба-а-ньки надо бы!» А Ленка ей поговорку: «Не говори, кума, самой охота!» – передала Мария.

Илья съел гузку, облизал пальцы:

– Косьбу докончим и гульнём! – он улыбнулся девушке и подмигнул Маркелу.

Лишь только парни показались дома, подруги уже тут как тут. Компания вдосталь попарилась и натешилась в бане, затем весь вечер пировала в горнице. У Санечки был с собой самогон. Мария, давеча выменяв на нитки цыплят, изжарила их – у всех оказалось по цыплёнку, куски хлеба намазывали толстым слоем масла. Три подруги легли с Ильёй в его комнате, к ним на сей раз пришла и Мария.

Маркел у себя уединился с Варварой, их взял заслуженный сон. Спали спинами друг к другу. Варвара, лёжа на правом боку, вольготно вытянула правую руку; напротив через комнату различалось окно, которое ленились закрывать ставнями. В него плеснул свет – девушка проснулась, лягнула парня и, отбросив одеяло, метнулась к окну.

– Пожа-а-ар!!!

Взбудораженно закричали в других комнатах.

– О-ой, пожа-ар!!!

– Баня гори-и-ит!!!