Солнце, что светит всем

Широкова закрывала свой кабинет-блок, держа под мышкой сумочку и плащ на сгибе локтя.

- Анастасия.

Сумочка упала, лязгнула замком по “мраморной” плитке.

- Мой рабочий день уже закончился.

- А мой вы вдруг решили продлить.

Она поправила сползающий плащ и потянулась за сумочкой.

- У вас отвратительный отчёт.

- В понедельник он был неплох, во вторник вы обещали его завизировать, вчера сообщили, что всё о’кей. И что же вдруг в нём такого обнаружилось сегодня, за пятнадцать минут до конца дня? Учитывая то, что представлен этот отчёт должен завтра в десять утра?

- Дайте мне пройти!

Я посторонился.

- Проходите.

Она прошмыгнула мимо. Недостойно быстро для столь стильно упакованной и умело накрашенной бизнес-вумен слегка за тридцать. Взялась за ручку лифтового блока, открыла дверь и бросила мне:

- Переделаете. У вас вся ночь впереди, успеете.

И только локоны стервозной блонды мелькнули.

Я стоял закрыв глаза. На виске колотилась вена. Мышцы на затылке непроизвольно сокращались. Сердце колотилось, по лицу бежал огонь, скатывался по горлу на грудь.

Я сжал кисть в кулак, давя дрожь.

Страшно хотелось со всей дури вмазать в ближайшую стену. Но стены обшиты сопливым гипсокартоном.

Бизнес-центр.

Алексеев сидел за столом и дымил. Противопожарная сигнализация у него не работала третий месяц, поэтому он курил и бычковал одну за одной. Естественно, заявку на исправление никто подавать не собирался.

Я стукнул костяшкой пальцев по притолоке.

Рома махнул рукой, не отрываясь от экрана - проходи, мол.

Я открыл дверь и вошёл. Закрыл дверь в закуток, чтобы запах табака не проникал в коридор.

Сел в гостевое кресло и стал ждать, когда он закончит стучать по клавиатуре.

- Дай сигарету.

Рома толкнул ко мне через стол пачку, пододвинул пепельницу.

Я закурил и жадно затянулся.

- Неважный у тебя видок.

Я затянулся ещё раз.

- У меня и ощущения соответствующие.

- Настя?

Меня передёрнуло.

Алексеев кивнул.

- Что опять? Ты снова отказался заглянуть в декольте, принимая кофе на брифинге?

- Мне в мусорник заглянуть приятнее.

Рома встал, сунул в кофемашину две чашки, стукнул по клавишам. Машина захрустела кофемолкой.

- Ну чем она тебя не устроила? Ну баба и баба. Ну сука. Так у нас почти любая свободная баба - либо сука либо блядь. Купи себе гандонов и глазки закрой.

- Я не проститутка, Рома.

Он поставил передо мной чашку с капуччино.

- Это верно. Сколько я тебя знаю, так и не научился.

Мы молча пили кофе.

- Я Корректора вчера видел.

Рома вскинул брови:

- Анатоль? И как он поживает?

Я пожал плечами, чуть улыбнулся.

- Нашёл себя. Редактор издательства.

Рома улыбнулся тоже:

- Молодец.

Он поставил пустую чашку на блюдце.

- Так что ты надумал, Миша? Ты так просто поплакаться ко мне не ходишь.

Я кивнул.

- Сил моих больше нет. Подпиши мне, плиз, заявление.

Роман поглядел на меня. Поцокал по столу авторучкой.

- Ты точно решил?

Я кивнул.

- Точно. Если я останусь, я подохну.

Рома вздохнул.

- Давай.

Я достал из файла заявление и протянул ему.

Рома прочитал, вздохнул. Глянул на меня непонятным сосредоточенным взглядом.

Я начал было говорить, но он поморщился и приподнял указательный палец - молчи, мол.

Полистал настольный календарь.

Потом ручкой черкнул что-то на тексте заявления.

Толкнул листок слева от себя. Бросил мне:

- Посиди. Сейчас сделаем как надо.

Он открыл новое окно Ворда и начал печатать.

Мариус видел сон.

Он шёл по собору Вильдемеерштадта, и собор был величествен и прекрасен.

В соборе никого не было, и он шёл один.

Шёл мимо золотых высоких подсвечников, в которых не мигая горели высокие свечи, мимо барельефов святых, мимо строгих гладких колонн, по блестящему полу из синего камня.

Шёл вперёд и никак не мог дойти до распятия, чтобы взглянуть Спасителю в усталое всепрощающее лицо.

Века прошли, а он всё шёл и шел, и Спаситель не становился ближе.

Он побежал, громко и непристойно грохоча деревянными башмаками.

Когда он остановился, обессиленный, всё осталось так же - синий камень, пустота собора и он посреди неё. А где-то там, впереди, его ждал Спаситель.

Мариус упал на колени и заплакал.

Алексеев вытянул из принтера лист, проглядел его, щёлкнул авторучкой и поставил подпись.

Протянул мне.

- На, подпиши.

На заявлении была поставлена дата двумя неделями раньше.

Я поднял глаза на него.

- Зачем?

Алексеев махнул головой:

- Затем. Подписывай. Или хочешь ещё две недели изображать из себя практикантку в борделе?

Я взял ручку и поставил подпись.

Алексеев взял лист, открыл сейф, сунул лист в него и замкнул дверцу.

- Всё. Завтра приходишь в 9-30, плюёшь ей в суп, забираешь манатки и чувствуешь себя свободным. И чтобы в 10-00 тебя тут уже с собаками не могли найти. С бухгалтерией и кадрами я сам поговорю, они тебе потом позвонят, так что не тормози тут. Ты меня понял?

Я моргнул.

- Не совсем.

Роман хмыкнул.

- А совсем и не надо. Но чтобы в 10 тебя не было в здании. Пойди сейчас все потроха в кучу сгреби, чтобы завтра только в мешок ссыпать и валить на ускорении.

Я внимательно глядел на него.

- Чую подляну.

Рома кивнул.