Солнце для мертвых глаз

Франклин ухаживал за цветами. Он был великолепным садовником. Весной и летом дикий виноград становился шикарным фоном для красного бальзамина, оранжевых бегоний и пурпурных петуний, а осенью – для белых хризантем. Франклин посадил сциллы, сортовые тюльпаны и Звезду Вифлеема в горшки из майолики, а дафне – на круглую клумбу, куда когда-то упал чемодан Марка Сайра. Гарриет обращала мало внимания на его усилия. Садоводство никогда не входило в круг ее интересов. Гарриет практически ничем и не интересовалась, кроме себя самой и собственной внешности, а еще молодых мужчин определенного типа.

Она приняла дом и переехала в него, потому что это было жилье и крыша над головой, потому что в нем было безопасно, в нем о ней заботились, однако никаких эмоций сам дом у нее не вызывал. Гарриет никогда не восхищалась его красотой – ни когда жила там с Марком Сайром, ни потом. Главной ее заботой была она сама, и с четырнадцати лет, то есть уже очень долго, Гарриет заглядывала в каждое зеркало, мимо которого проходила. Совсем недавно зеркала коттеджа «Оркадия» раз десять на дню отражали ее собственный восхитительный образ; потом то же самое с той же частотой делали зеркала на Честертон-роуд и опять зеркала, правда, другие, в коттедже «Оркадия», причем в течение всех двадцати трех лет ее брака.

Франклин прокомментировал эту привычку Гарриет однажды утром, когда, уходя на работу, заметил, как она, сидя на кровати с балдахином, смотрит на свое отражение в зеркале над туалетным столиком. Роскошные волосы, теперь уже крашенные, как и раньше, обрамляли ее маленькое личико.

– Зачем ты постоянно смотришь на себя? – с раздражением спросил Франклин. Ему было уже под семьдесят, он сморщился и высох, но при этом оставался подвижным и бодрым. – Какой в этом смысл, ради всего святого? В твоем-то возрасте?

– Я смотрю на себя не постоянно, – ответила Гарриет, которая считала, что этот способ защиты заставит людей поверить в то, что они ошибаются. – Я смотрю на себя не чаще, чем другие. Это ты смотришь на себя.

– Только когда бреюсь. Как я понимаю, тебе нравится то, что ты видишь. – Франклин издал короткий смешок, как будто это предположение было достаточно причудливым, чтобы развеселить его. – Думаю, что нравится. Вот удивительно.

– Ой, заткнись, – сказала Гарриет.

Он нравился ей когда-то, год или два. С того момента, когда они встретились на Холланд-Парк-авеню, Гарриет ослепляла мысль о деньгах, которые, вероятно, у него были. Однако любовь так и не пришла. После пяти лет, что они прожили в коттедже «Оркадия», Гарриет уже не проявляла ни малейшей заинтересованности в браке с ним. Она вышла за него, потому что ей больше ничего не оставалось. Франклин был ее талоном на обед и на одежду, ее домовладельцем и механизмом, бесконечно и последовательно пополнявшим ту сумму, которую Гарриет унесла в чемодане из этого же дома. Иногда ей казалось, что он никогда не простит ее, правда, не за то, что она увела его от Антеи, а за то, что разлучила его с О’Харой.

Франклин вернулся в спальню с кофе для нее и газетами – «Таймс», «Дейли телеграф», «Файненшл таймс» и «Хэм энд Хай». Кофе он поставил на тумбочку, а газеты положил перед ней на кровать. Это было типично для него: сначала оскорбить ее, а потом умиротворять. Гарриет не читала газеты, просто в них ее интересовал определенный раздел, но Франклин об этом не знал. Или знал, но ему было плевать?

Она наблюдала за ним. Всю их совместную жизнь, прежде чем лечь вечером в постель, Франклин вытаскивал содержимое из карманов брюк и складывал все это на ее туалетный столик: неизменно большой белый носовой платок, ключи от дома и от машины, свою чековую книжку, сложенную пополам, мелочь, иногда билет на поезд или чью-нибудь визитку. Ей претило, что весь этот хлам кладется рядом с ее серебряной щеткой для волос, флаконом «О д’Исси» и серьгами, свисавшими с серебряных ветвей деревца для украшений.

У Франклина была еще одна привычка, доводившая Гарриет до бешенства. Прежде чем сесть в кресло или на диван, он сбрасывал все подушки на пол. Хотя сам купил все эти подушки и настоял на том, чтобы они лежали на кресле и диване. А поднимать их Франклин предоставлял ей. Гарриет наблюдала, как он раскладывает свои вещи по карманам. Карманы начинали топорщиться и провисать, что портило вид дорогого костюма «Хантсман».

Она отвела взгляд и посмотрела в колонку «Услуги» в «Хэм энд Хай».

* * *