– Да ничего! Все в порядке! – Белла покраснела и замахала обеими руками.
– Только потом я понял, что не случайно… – воодушевленно продолжал Брайан. – И этот «Знак Судьбы», и даже отказ Фло – это все не случайно, я верю в это! Все в жизни не случайно! Белла, ты простишь меня?
– Прощу ли я? Брайан, я давно все простила! – улыбнулась Белла сквозь слезы. – Это ты прости меня! Я не понимаю, как я могла быть такой слепой все это время…
Она потянулась в сумочку и достала из кармашка маленький сморщенный розовый лепесток.
– Видишь? Храню и помню! Ох, и натерпелась же я тогда страху! Но я вспоминала об этом каждый день…
– А теперь не боишься? – спросил удивленный и растроганный Брайан.
– Нет! – замотала Белла головой. – Хочешь, докажу?
– Хочу!
И не успел никто ничего понять, как Белла стрелой промахнула мимо нас, весело запрыгнула в кабину и, высунув наружу голову, крикнула:
– Ну, где же ты там? Полетели в Венецию!
– Э-э-э, нет! – хитро заулыбался Брайан. – Это свадебный вертолет… Туда пускают только новобрачных! Уж не хочешь ли ты стать моей женой?
– Мечтаю! – закричала Белла.
Толпа дружно зааплодировала.
Мы не успели опомниться от неожиданного ответа, как Брайан ринулся в кабину и захлопнул дверь.
Через пару минут свадебный вертолет взмыл в небо.
Гости стали расходиться по каютам, а мы с Аланом все еще стояли на палубе и пытались разглядеть уходящую в ночную даль сверкающую живую звездочку.
Но вот и она затерялась среди других светил.
– Слушай, Алан, – обернулась я к любимому. – А ведь для них-то мы подарок не приготовили!
Алан улыбнулся:
– Давай напишем про них роман?
– Давай, – весело ответила я, – только не на португальском!
Солнце для отшельницы
1
Она, конечно, пришла за сережкой, и пришлось терпеливо сносить ее присутствие, мрачно упершись взглядом в экран монитора. Мучительна и невыносима была мысль, что сейчас она уйдет навсегда.
От неожиданного поцелуя в шею волны мурашек пробежали по рукам и спине, а прикосновение к виску заставило его обернуться.
– Зачем? Мы же договорились, что все кончено…
Тонкие пальцы скользнули под ворот клетчатой рубашки, затем – дальше к плечу, и пока она занималась пуговицами, его смятение только росло.
Наконец она вскинула свои павлиньи глаза:
– Прости, не могу от тебя оторваться. Ты – моя единственная радость!
– А как же?.. – он дернулся всем телом.
– Тсс! – она подалась вперед. – Ты, и только ты! Сейчас никого больше не существует…
Она прильнула к нему, и его вопрос потонул в поцелуе.
И что-то она такое сделала своим языком, от чего у него каждый раз перехватывало дыхание. Темный водопад волос заструился по его груди.
Он вынырнул из этого потока, поймал ее запястья и медленно развел их в стороны. Ее глаза-колодцы были до краев наполнены нежностью и бесстыдством.
Что-то и она прочла в его зрачках, потому что лицо ее приняло обиженное выражение, и она дернулась в сторону, как подстреленная лань:
– Пусти!
Но он сжал ее в объятьях так, словно хотел задушить, и принялся целовать разгоряченное лицо, на котором отчетливо ощущались соленые слезы обиды, шепча: прости меня… ну прости…
Она отворачивалась, сжимала губы, потом уткнулась лицом в знакомое плечо, а он шептал ей нежности и как будто стирал с ее тела большими ладонями обиду и горе.
Наконец она высвободилась, подошла к окну и замерла с огоньком сигареты лунным призрачным силуэтом. Было видно, как тяжело вздымается ее грудь, и даже издали ощущалось, как пылает лицо.
Он приблизился, и его пальцы потекли по изгибам вздрагивающего тела.
Она откинула голову на его плечо. И двое замерли на бесконечное мгновение, ощущая только ветерок любви, овевающей распаленную кожу.
Наконец она не выдержала, развернулась и внимательно посмотрела на него. Он жадно прильнул к ее губам. И это было блаженство, такое знакомое и такое всегда неожиданное.
Вечно плыть по этой таинственной ночной реке, по руслу широкого любовного потока, разве не это – счастье?
…От прикосновения ее губ он очнулся и понял, что незаметно побывал в райских кущах сна. Он все еще притворялся спящим, но видел сквозь ресницы, как над ним с улыбкой склонилось прекрасное лицо, обрамленное венецианскими завитками волос, а стены комнаты пылали розовыми всполохами зари, исполненными самых радужных обещаний.
– Ну скажи, наконец, куда ты ее спрятал?..
Он расплылся в блаженной улыбке и достал из-под подушки бриллиантовую сережку. Вспыхнул радужный огонек.
– Солнце мое!
2
Индейцы давно ушли из Бобровой долины, но природа осталась той же, и, как всегда, принарядилась к празднику. Среди елей и сосен взрывались веселые красно-желтые фейерверки кленовых листьев, текли широкие полосы плакучих ив. Прозрачным светло-желтым водопадом были укрыты потаенные уголки долины.
Ночью ничего этого не видно. Зато слышно, как бубнит горная река Пармагоса, а если отойти от нее к небольшой запруде, можно различить негромкую возню, треск, шлепки по воде и протяжный свист. Это готовится к зимнему сезону семья канадских бобров. Каждый год вода прибывает, и приходится наращивать пол, чтобы не попасть в беду при бурном половодье.