Солнце для всех!

— Ну, что, будем пробовать? — спросила Джелис, когда Келли нажала на панели управления лифтом нужный иероглиф, обозначавший «Поверхность», и кабина пришла в движение.

Келли в ответ лишь кивнула, а Селен добавила:

— Давай уже! Посмотрим на заседание кружка этих проституток!

— Если карта прочитается… — улыбнулась Джелис и достала коммуникатор и карту памяти из кармана комбинезона, куда предусмотрительно их переложила ещё на борту флаера.

Джелис включила комм — обтянутые тонкой термостойкой тканью пальцы девушки ловко вставили карту в соответствующий разъём мобильного устройства — и вызвала голографическое меню. Карта была не зашифрована.

— Хм… — Джелис посмотрела на подруг. — Один единственный файл…

— Запускай! — сказала Келли.

Тарви сказала им правду. На карте действительно была запись Декархиона — собрания Десяти, на котором обсуждалась грядущая бойня народов. Запись длилась два часа и семьдесят девять минут, и подруги просмотрели её полностью.

Глядя на голограмму, Келли испытывала ненависть и отвращение. Она ненавидела Правительство Десяти — этих вычурных кичливых ничтожеств, правивших столетиями, пока самые передовые достижения медицины уже не могли удерживать жизнь в неестественно молодых телах.

Раз в тридцать или пятьдесят лет одна из этих надменных тварей отправлялась к Подземному Дьяволу и на освободившееся место выбиралась новая дрянь из числа преторов. Всё это — и похороны выбывшей из Десяти и избрание нового консула-декарха — происходило торжественно, так, что об этих важных событиях знала каждая из обитательниц Неба. За время жизни Келли — четыре декады назад отметившей своё семнадцатилетие — такие торжества проводились лишь однажды. В то время ей было всего три года, и она только поступила в начальную школу. Именно тогда её мать, бывшая до того проквестором, стала претором, заняв место своей начальницы, избранной в консулы…

С первых минут записи величественные и безупречно прекрасные люди в длинных одеждах — лица их были известны всем небожителям — с поразительным бесстрастием и лёгкостью принялись обсуждать будущее уничтожение миллиардов человеческих жизней. Они говорили так, будто речь шла о поголовьях животных, само существование которых предопределялось потребностями их хозяев в мясе и шкурах. Они шутили и обменивались колкостями, постоянно улыбались, даже флиртовали. Цель грядущей бойни была обозначена просто и без двусмысленностей: провоцирование и усиление матриотических и националистических настроений среди населявших Поверхность народов, как профилактика стремительно растущей в них популярности революционных организаций и партий и, как следствие, активности городских партизан. Для достижения этих целей и был разработан план, особый цинизм которого заключался в том, что главными его исполнителями должны были стать сами приговорённые народы под водительством своих марионеточных правительств, которые, в свою очередь, будут действовать по указке кураторов небесной милиции, ответственной за исполнение принятого Десятью коварного плана. И одной из таких кураторов должна была стать генерал Этэр Лана Шейл, первая мать Джелис.

Келли видела, как подруга изменилась в лице, когда Консул Красота Мира вызвала её мать в круг, и вспомнила сообщение Тарви. Считать ли признаком измены с трудом сдерживаемые слёзы? Это ли «странное поведение», о котором следует сообщить координатору? Что ещё? Желание увидеть своими глазами заговор главных паразитов планеты — «подозрительная странность»? Но Келли и самой хотелось убедиться в правдивости слов Тарви. Если всё ею сказанное — правда, то они все — Джелис, Селен и сама Келли — оказались на острие истории, если не в точке невозврата. Она имеет право знать! И то, что Джелис считает также — не «странность» и не признак «предательства»!

Ни она сама, ни Селен не стали ничего говорить, когда Джелис всё же не сдержалась и отключила микрофон в комбинезоне, отвернувшись и уставившись в стену. Что тут скажешь? Келли понимала, что на голограмме могли оказаться и сестра второй матери Селен, бывшая проквестором, и первая мать самой Келли — претор Мэрри-Ар Астер, и то, что их там не было, вовсе не означало того, что в дальнейшем они не окажутся в числе исполнителей подробно изложенного матерью Джелис изуверского плана.

Они не заметили спуска, и когда кабина остановилась, оставались в креслах до окончания записи. Лишь Келли на минуту встала со своего места, чтобы нажать иероглиф блокировки дверей. Открытые двери лифта, конечно же, не сделали бы возможным приём коммуникатором Джелис сигнала Сети внутри башни, но, всё же, лишние полметра небесного железа — совсем не лишние, когда от радиомолчания зависит успех миссии.

Наконец запись закончилась, и голограмма исчезла. Джелис вытащила карту памяти из комма и выключила его.

— Ну, что, идём? — сказала она.

— Идём! — ответила Келли и открыла двери лифта.