Солнце для всех

— По правде говоря, ничего сложного, — улыбнулся Профессор. — Первые месяцы пребывания здесь, разумеется, не были столь плодотворными. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Но атмосфера безопасности, которая меня здесь окружает, размеренный распорядок жизни и фенактил оказали благотворное влияние. Я успокоился. Мне стало не хватать книг, особенно Шекспира. Я переборол себя и позвонил профессору Загурскому. В конце концов, когда-то он был моим самым близким другом.

Тот приехал на следующий же день. Он был потрясен, но, увидев, что я веду себя как нормальный человек, со мной не случается припадков и мое чувство юмора никуда не делось, Загурский повеселел, и наша былая дружба возобновилась. С того дня он регулярно навещает меня, чтобы поговорить, а при случае приносит книги, какие я пожелаю. Американские, английские, французские.

— Откуда же он их берет? — поинтересовался Ян.

— Покупает через Интернет.

— Но это, должно быть, очень дорого.

— Не важно, дорогой друг. Он покупает их за мои деньги, я ведь теперь богат.

— Вы… вы богаты?

— Это весьма любопытная история. Спустя полгода пребывания здесь я написал короткую статью. Дело в том, что мне пришла в голову новая концепция прочтения образа Фальстафа. Я попросил Загурского прозондировать, возьмется ли какой-либо журнал, посвященный шекспировской тематике, ее опубликовать. Мой друг при случае тут и там упоминал, что я пережил тяжелое нервное потрясение и нахожусь в психиатрической клинике. Это сильно изменило отношение ко мне.

— Они не хотели иметь дела с сумасшедшим?

— Как раз наоборот. Как по мановению волшебной палочки, я перестал быть человеком, вызывающим презрение, и превратился в человека, заслуживающего сочувствия. Шекспироведы — люди исключительно благородные, дорогой пан Ян. Редакторы боролись друг с другом за право опубликовать мою небольшую статью, а когда она вышла едва ли не в самом влиятельном журнале, оказалось, что моя концепция удивительно интересна. Если быть кратким, та статья — всего семь страниц — прославила меня как исследователя Шекспира. Что вы на это скажете?

— Поразительно.

— Верное слово, дорогой друг. Остальное банально. Профессор Загурский сделал электронный почтовый ящик, куда мне приходит корреспонденция, и помог открыть банковский счет. Один молодой человек набирает мои статьи на компьютере и рассылает по редакциям. Я бы мог ездить с одной научной конференции на другую и вовсе не возвращаться в Польшу, но в этом году мне исполнилось шестьдесят, и мне уже не хочется путешествовать. Ведь я счастлив здесь. Мне безмятежно — один лишь Загурский знает, где я, а он человек неразговорчивый. Мир оставил меня в покое, и я могу наслаждаться тем, что больше всего люблю, — творчеством Шекспира.

— А что стало с ней?

— Понятия не имею. Мы никогда не обсуждаем с Загурским эту тему.

— Но ведь вас иногда, должно быть, охватывает былая страсть, воспоминания…

— Все реже и реже, дорогой друг. А если меня начинают мучить ночные кошмары, то всегда можно принять дополнительную дозу фенактила, не правда ли?

Ян долго сидел молча — одна деталь не давала ему покоя.

— Неужели доцент Красуцкий не заметил, что вы притворяетесь больным, пан Профессор?

— Не заметил? Конечно, он заметил.

— И что?

— Это не слишком простое дело, дорогой пан Ян. У пана доцента нет стопроцентной уверенности, что я симулирую болезнь, а он человек чести и не выбросит из больницы кого-то, кто может оказаться больным. Время от времени он приглашает меня на чашечку кофе и прельщает радостями жизни вне стен больницы. И тогда я вновь рассказываю ему о голосах из прошлого. Красуцкий вздыхает и оставляет меня в покое, хотя, безусловно, он все прекрасно понимает, он же умница.

Ян встал.

— Спасибо за удивительный рассказ, пан Профессор, — поблагодарил он.

— Но я прошу вас задержаться. — Шекспировед взял Яна за руку и снова усадил рядом. — Я еще не закончил. Осталась последняя, финальная глава, которая касается и вас, дорогой друг.

— Меня? — удивился Ян.

— Именно так. Когда я впервые увидел вас в коридоре, мне пришла в голову мысль, которая стала меня занимать еще больше с тех пор, как ничего не произошло после вашего обращения по телевидению. Видите ли, для полного счастья мне недостает ученика, который мог бы воспринять мои идеи во всей их сложности, а после моей смерти закончить мои работы, привести в порядок наследие, а затем сделать его достоянием научной общественности, с тем чтобы мои исследования не были забыты.

— Но ведь они наверняка не будут забыты.