Солнце для всех

И вдруг заместитель главного редактора национальной ежедневной газеты забыл о своем статусе и вновь почувствовал себя Юреком Помяновичем, молодым, бодрым и полным надежд. Он поднял рюмку, изо всех сил чокнулся с поэтом и радостно влил в себя содержимое. И поэт, и его супруга последовали примеру, только пани ведущая положила руку на налитую до краев рюмку и тоном, не допускающим возражений, сказала:

— Я за рулем.

Этого было достаточно, чтобы Здебский оставил ее в покое.

То был самый ужасный вечер за всю богатую впечатлениями жизнь Анны Помянович. Ее муж, которого она считала человеком солидным и культурным, ни с того ни с сего стал пить водку стаканами, брататься с какими-то подозрительными людьми и даже (так ей показалось) оказывать знаки внимания пани Здебской, которая была очень хороша собой, несмотря на скромную одежду и переполнявшую ее печаль. Около двух ночи заместитель главного редактора отворил окно и крикнул в темноту, окутавшую Сталевую улицу:

— Да здравствует поэзия!!!

Анна начала осматриваться в поисках места, куда могла бы спрятаться на случай скандала. Однако — чудо! — возглас редактора остался без эха. Это подзадорило Помяновича. Он изрядно высунулся из окна и хриплым тенорком затянул:

Мой «Трансатлантик», развивайся!
Мой «Трансатлантик», где ж ты, где?
Уже на свалке,
Мой «Трансатлантик»,
Или бог знает где?

Испустив последнюю трель, заместитель главного редактора не выдержал, упал в объятия Здебского и разразился рыданиями. Его уложили на топчане рядом с котом и напоили крепким кофе, чтобы успокоился. Придя же наконец в себя, он потащил поэта в кухню и затеял важный разговор.

— Послушай, Юлек, — сказал он. — Я хочу тебе как-нибудь помочь. Ты ведь пропадаешь.

— Точно. Пропадаю, — признался Здебский.

— Приходи ко мне в газету. Официально я не смогу, официально мы с тобой не знакомы, но неофициально, может быть, что-нибудь получится.

— И что я там буду делать? — иронично усмехнулся Здебский. — Заведовать отделом культуры?

— Нет, ты сам знаешь, что это невозможно. Устроишься в отдел городских новостей.

— И что я должен буду делать?

— Ну, например, попадет кто-нибудь под трамвай, напишешь шесть строк. Убьют кого-нибудь — напишешь четверостишие. И так потихоньку у тебя наберется приличное количество стихотворений.

— Не сердись, Юрек, но мне это не очень интересно, — мягко ответил Здебский. — Но я ценю твое доброе ко мне отношение.

— Это же только для начала, Юлек. Потом мы тебя в другое место пристроим. Помнишь Юрчака? Он тебя всегда любил, а теперь он занимает очень высокий пост, очень. Постепенно убедим товарищей в том, что ты наш.

— Проблема в том, что я не ваш, — сказал Здебский.

— А чей же?

— Тех, других. А если серьезно, то я сам по себе. Помянович взял рюмку.

— Скажи мне одну вещь, — тихо сказал он. — Только честно. Как по-твоему: я порядочный человек?

— Ну… раз сидишь здесь… — сказал Здебский. — Это свидетельствует о том, что в тебе… осталась некоторая порядочность, только…

— Только что?

— Я бы так сказал: ты порядочный человек в неприличной ситуации.

— Это хорошо?

— Может, и хорошо, только кому, черт побери, нужна твоя порядочность?

Помянович задумался.

— Мы пойдем, Юлек, — наконец сказал он. — Ане завтра рано надо быть в студии.

Он встал и направился к двери.

Пять минут спустя чета Помяновичей осторожно спускалась по лестнице. Когда они оказались во дворе, заместитель главного редактора остановился.

— Там живет мой друг, — он указал на освещенное окно на третьем этаже. — Мой единственный друг.

— Люди так не живут, — сказала его жена. — Это не люди.

— А кто? — удивился Помянович.

— Никто.

Через мгновение красная «ауди» неслась по Сталевой улице в сторону центра.

В последующие дни и недели Помянович ждал Здебского, хотя и понимал, что Юлек не придет.

Через месяц он перестал ждать, но стал подумывать о том, что неплохо было бы навестить старого друга. Он чувствовал, что не сказал ему что-то важное. К сожалению, жена Помяновича твердо заявила, что ее теперь никакими коврижками не затащишь на Сталевую. Это немного охладило его пыл, но он привык в жизни доводить все дела до конца.

Он уже собирался пойти к другу, как вдруг заболел главный редактор газеты, и Помянович должен был исполнять его обязанности. Работы было невпроворот, какие уж там визиты.

Незаметно пролетело полгода. Помяновича это неприятно поразило. Немного глупо молчать полгода, а потом вдруг заявиться без повода. Раздумья на эту тему заняли у него еще три месяца, а потом и вовсе расхотелось идти к Здебскому. Так друзья расстались навсегда.