Солнце - это еще не все

– У меня вовсе нет необходимости давать вам понять, какие вы прекрасные люди, мисс Элизабет. Ведь вы в самом деле прекрасные люди. У меня вовсе нет необходимости хвалить австралийцев за то, что они гостеприимны. Они в самом деле гостеприимны. Иоганн вскоре сам убедится в этом, да он уже и теперь видит, насколько это верно – ведь вы позволили мне привести его к вам, едва он приехал в Сидней.

– Вы хорошо доехали? – любезно спросила Элис тоном чрезвычайной заинтересованности, чтобы искупить анатомический подход Лиз.

– Да, благодарю вас.

– А какой была погода?

– В некоторых местах холодной, а в других жаркой.

– А море?

– Тихим и бурным.

В смехе фон Рендта проскользнуло раздражение.

– Мой юный племянник, по-видимому, не очень разговорчив. Я его еще мало знаю и не могу сказать, объясняется ли это застенчивостью или природной молчаливостью. Отец его был очень молчалив.

– Вы молчаливы? – осведомилась Лиз.

– Это зависит от одного обстоятельства.

– А именно?

– Есть ли мне что сказать.

– Как это хорошо! Мне нравятся люди, которые говорят только тогда, когда им есть что сказать.

– Я что-то не замечал, чтобы ты культивировала эту добродетель в себе, – вставил Мартин, и Лиз сделала ему гримасу.

– Но что именно сказать, мисс Элизабет? – спросил фон Рендт своим поддразнивающим тоном.

– Что-нибудь осмысленное.

– А что вы называете осмысленным?

– Ах, Лиз презирает то, что она называет светской болтовней, – поспешно вмешалась Элис. – Моя мать часто повторяла, что Элизабет – антиобщественная личность.

– Не антиобщественная, а внеобщественная, – поправила Лиз.

– В это трудно поверить, когда речь идет о столь очаровательной барышне, имеющей к тому же перед собой пример столь очаровательной тетушки. А я так надеялся, что у нее и у Иоганна найдутся общие интересы.

Лиз и Иоганн настороженно посмотрели друг на друга.

– Вы антиобщественны или внеобщественны? – спросила Лиз.

– И то и другое.

– Отлично.

Они обменялись улыбкой.

Зазвонил телефон, Лиз вскочила, но Мартин остановил ее жестом и сказал:

– К твоему сведению, я ведь тоже живу здесь. Наверное, это звонок, который я жду из Мельбурна.

Он закрыл за собой дверь кабинета. Фон Рендт пересел поближе к Элис, и его голос понизился до нежного шепота.

Лиз взглянула на Иоганна и неожиданно спросила:

– Почему вы приехали в Австралию?

Он посмотрел куда-то за ее плечо, словно желая уклониться от ответа.

– Большинство студентов моего возраста хотят путешествовать, а мне представилась такая возможность.

– Значит, вы поехали, только чтобы поехать?

– Опять я должен ответить: и да и нет. Если я найду то, чего ищу, я останусь здесь. А если не найду, уеду куда-нибудь еще.

– А чего вы ищете?

– Не знаю.

Он посмотрел ей прямо в глаза, и неожиданно оба рассмеялись.

Мартин, вернувшись, пробормотал какое-то вежливое извинение, но остался стоять с озабоченным лицом.

– Какой вы занятый человек! Ваши клиенты преследуют вас даже дома. Я бы рассердился на них, если бы не понимал, что это должно быть очень важное дело.

Лиз сказала с откровенным удивлением:

– Но ведь вы же сами поступили именно так!

– Ах, Элизабет, как ты можешь говорить такие ужасные вещи! – с негодованием вскричала Элис. – К мистеру фон Рендту это никак относиться не может!

– Благодарю вас, мисс Белфорд, за ваше заступничество, но она права: я вторгся в ваш дом самым непростительным образом.

– Не обращайте внимания на мою дочь. Она совершенно одурманена формальной логикой и все превращает в силлогизмы. Порой, когда предметом своих силлогизмов она избирает меня, я начинаю сомневаться в собственном существовании.

– Позвольте заверить вас, сэр. что вы действительно существуете. А для новичков в вашей стране существование человека, подобного вам, готового заниматься проблемами, с которыми нам приходится здесь сталкиваться, настолько важно, что, на мой взгляд, в новогоднем наградном списке вас должна ожидать особая награда. Видите, до какой степени я уже стал австралийцем.

– Не говорите папе о наградах, или он ощетинится. Он считает, что добродетель – сама себе награда.

– Благороднейшее убеждение, с которым я могу только от души согласиться, но это не помешает мне сказать, что мы – я и очень многие мои сотоварищи-иммигранты – почитаем его за то, что он сделал и продолжает делать.

Мартин пожал плечами, стараясь скрыть смущение.

– Налей мне еще кофе, Элис, пока эта лесть не окончательно вскружила мне голову.

«И все-таки ему приятно, – подумала Лиз. – Может быть, это ему требуется так же, как тете Элис. Может быть, все „старички“ нуждаются в таких духовных подпорках, хотя это вызвало бы только раздражение у меня, у Лайши, у Младшего Мака, Дональда и, вероятно, у Иоганна».

Фон Рендт продолжал с глубокой серьезностью:

– Это не лесть, уверяю вас. Это правда, и только правда. Я еще не настолько ассимилировался, чтобы подобно вам, австралийцам, говорить «терпимо» вместо «очень хорошо» или «бросьте», когда мы выражаем вам свою благодарность.

– А «чего там»? – вставила Лиз. – С «чего там» вам еще не пришлось познакомиться?