Солнце гигахруща. Том 1 Том 2 (СИ)

«Пиджак снова лезет ко мне с вопросами».

«Безмозглый халат снова игнорирует мои заявки».

Подобные комментарии не содержали фамилий или должностей, но Андрей уже примерно понимал, о ком тот говорил. Далее заметки стали короче и менее информативными.

«Снова отказ на заявку. Думаю, надо действовать неофициально».

«Испытание прошло успешно. Догадки подтвердились».

«Стою на месте из-за бюрократических проволочек».

«Кажется, пиджак догадывается о моих опытах».

«Прислали министерскую проверку».

«Ощущение, что я — единственный, кто понимает, куда надо идти».

Андрей перелистывал тетрадь, в которой он понимал все меньше и меньше. Обычные заметки-напоминания переполнялись непонятными индексами и названиями, а личные заметки приобретали все менее ясный вид. Казалось, что разум Кузнецова переполнялся высокомерием и ненавистью по отношению к коллегам.

«Притащил сюда свою беременную жёнушку», «не додумалась проверить материал на аппарате», «снова отличился скудоумием», и много-много похожего.

В самой середине тетради был нарисован еще один восклицательный знак, занимающий половину страницы.

«Никто не может объяснить, что произошло. Либо перегруз электроснабжения, либо внутренний сбой самого ФУПа. Установку отключили почти сразу, но первоначального заряда хватило. Работает автономно. Сотрудники вне камеры переживают потерю памяти. Пришлось все объяснять, как детям. Не понимаю, где мы сейчас. Выхода из института не найти. На их месте новые помещения, которые полностью повторяют уже имеющиеся. Запасной выход тоже пропал. Выхода наверх нет. Окон нет».

«Работа с ФУПом приостановлена до выяснения текущих обстоятельств. После сбора всех сотрудников произвели перекличку. Все опрошенные к данному часу не могут вспомнить простейших вещей. Кроме тех, кто были в защитной камере. Некоторые научные и технические сотрудники отсутствуют. Где они — непонятно».

«Победоносцев планирует ввести чрезвычайное положение, хотя таких полномочий у него нет».

«Всех сотрудников ознакомили с командой на самостоятельный сбор в заранее установленных местах. Приходится учить их всех заново».

«Откуда взялись эти партийные толстопузы, мне не ясно. Лучше бы их не было. Один единственный пиджак был невыносим, а сейчас их десяток. Постоянно рыщут здесь».

«Сегодня обнаружил черную слизь на запасной лестнице».

«Черную слизь видели уже в нескольких местах. Производим ее сбор».

«Материала уже так много, что Победоносцев при науськивании Фадеева отдал приказ об уничтожении излишков. Идиоты».

«Они так заняты расследованием, что почти позабыли про меня. Самое время для самостоятельной работы».

«Эксперименты продвигаются успешно».

«Очередные успехи».

«Все идет, как я и задумал».

«Мышей больше нет. Думаю, любой смелый исследователь понимает, что надо делать».

Записки оканчивались еще одним треугольником с восклицательным знаком, за которым ничего не следовало. Андрей аккуратно пролистал оставшиеся страницы в тетради и обнаружил на задней обложке конверт, с вложенными туда фотографиями. Там лежало три карточки, на каждой из которых красовался автор — Кузнецов Павел Алексеевич. На одной он в костюме стоял на фоне необычной красивой лестницы с высокими деревянными дверями с бумагой в руках. На скуластом лице сияла довольная улыбка. Свет на фотографии был удивительно яркий, словно где-то по диагонали от него сияли десятки ламп, из-за которых Кузнецов отбрасывал четкую черную тень. На другой тот же человек сидел по пояс голый и опирался на длинную железную палку с дисками на концах. Андрей долго рассматривал широкую грудь и крепкие плечи Кузнецова и в конце подтвердил для себя, что это был Чернобог, но еще не окрашенный слизью в цвет самосбора. На последней Павел Алексеевич сидел в том самом кабинете, где нашли эту тетрадь. С легкой улыбкой на лице, он глядел в фотоаппарат, держа в руках лист бумаги. Андрей убрал фотографии и закрыл тетрадь, погружаясь в размышления.

Несколько минут спустя в комнате появился Михаил. С бездумным маслянистым взглядом он прошел мимо Андрея, кинул на пол вещмешок, поставил автомат и бухнулся на матрас на свободной койке. Он сделал глоток, высоко запрокинув почти пустую бутылку.

— Что такое год? — поинтересовался Андрей.

— То же самое, что гигацикл, кажется, — проводник свободной рукой протер лицо.

— А неделя?

— Цикл, — после паузы ответил тот. — То же самое, что цикл.

— Это научный язык? Научные термины?

— Не знаю, — он слегка закачался и прилег. — Мне все равно.

— А откуда знаешь?

— Просто знаю, — он глянул на него с ухмылкой полной отвращения. — Ну ты зануда.

— Ты слышал когда-нибудь о ФУП?

— Когда дерьмо чье-нибудь увидишь, говоришь фу, — он закрутился на койке, заставляя пружины скрипеть.

— Да не. ФУП! Эф у пэ. Три большие буквы.

Михаил молчал несколько секунд, вспоминая знакомые аббревиатуры.

— Не помню такого, — устало выдавил из себя проводник.

— Я так понимаю, У и П это устройство Победоносцева. А первую букву я не понимаю.

— Идиот, — пьяница махнул рукой, — отстань от меня! Дай отдохнуть!