Солнце и Луна (СИ)

Первые годы своей жизни я не понимал, почему ко мне относились грубо, едва ли не с ненавистью. Как и любой другой ребенок я нуждался в любви, тепле, родительской заботе, но мать смотрела на меня с ужасом, а отец — и вовсе с яростью. Все встало на свои места благодаря Всеславу, когда мы поругались, и впервые подрались. Я его легко одолел, хотя был младше, и у него сорвало крышу от унижения.

Тогда и всплыла правда.

— Как ты посмел поднять на меня руку, бастард!

Я удивился, впервые услышав это слово, и решил, что он просто меня обзывает.

— Сам ты бастард! — закричал я в запале.

Всеслав оскалился, как звереныш.

— Мой отец — Кристофер Беломорский, а ты ни капли на нас не похож. Все говорят, что твоя мать нагуляла тебя от крола Казимирова, вы с ним похожи, как две капли воды. Так что это ты бастард! Ублюдок!

В тот момент я испытал все оттенки эмоций, и повторно кинулся на него, но брат был готов, и сумел сломать мне руку. Мы никому не рассказали о своей драке, мою травму списали на мальчишеские проказы, и Всеслав довольным расхаживал по Сколлкаструму, пока я лежал у целителей, и в возрасте пяти лет обдумывал всю свою предыдущую жизнь.

Наверное, именно тогда и умерла моя детская наивность. Я осознал, в каком опасном положении находился все то время, и боялся момента, когда моя родовая сила вылезла бы наружу. Все ранее смутные намеки обрели четкость, я понял, почему мать глядела на меня исподлобья, как на злейшего врага, и почему отец выделял Всеслава, и пренебрежительно относился ко мне. Он тоже подозревал во мне незаконнорожденного ребенка, и лишь дожидался времени, когда смог бы получить неопровержимые доказательства.

Еще одной горькой правдой для меня стало происхождение шрама на животе. Как поведал добрый старик-целитель, искренне жалевший меня, все Беломорские с рождения проходят тайный обряд инициации: на детей капают кислотной водой Мертвого моря, чтобы проверить, унаследовали они родовую силу, или нет. Кровным Беломорским опасная вода не причиняет вреда, но мою кожу она прожгла, что могло означать две вещи: либо мой родовой резерв не пробудился, и проявится позже, либо же я не принадлежу их крови.

Сначала все склонились к первому варианту, ибо иногда у детей поздно проявлялась драконья сила, но с годами я все больше становился похожим на крола Казимирова, и у общества возникали другие, более липкие подозрения. Они приглядывались ко мне, следили, ожидали, но до инцидента с Всеславом я и не подозревал, что все это время ходил по краю.

И моя жизнь превратилась в сущий кошмар: жестокие намеки, смысл которых раньше был мне не понятен, теперь ежедневно терзали мой слух, в глазах Кристофера я видел собственную смерть, брат не давал передышки, унижая меня за спиной родителей, а потом я начал ощущать в себе вспышки силы. Мне как раз исполнилось семь лет, я сбежал из замка, спрятался на берегу Мертвого моря, и с отчаянием обнаружил, что мой резерв черпает истоки от Солнечного Ореола.

— Это правда, они говорят правду! — приглушенный шепот сменился плачем, когда я понял, что действительно являюсь бастардом.

Первой мыслью было кинуться в кислотные воды, и умереть там до того, как мою тайну узнают Беломорские. Они не простили бы матери измену, как и кролу, и я мог стать разменной монетой в противостоянии двух родов, чего я совершенно не хотел. Но мне не хватило смелости убить себя, и я решил подавить резерв, скрывать его, что пока было легко. Конечно, в будущем он будет прорываться наружу, но мне нужно было немного времени, чтобы придумать план, и я действительно научился подавлять драконью силу.

Из-за этого я стал слабеть. Меня водили к целителям, думая, что я чем-то болею, но тот старик сразу понял в чем дело, и после моих судорожных рыданий согласился помочь. За такое его могли бы казнить, расценив покровительство как измену, но целитель сказал, что не допустит, чтобы ребенок расплачивался за чужие грехи.

Его слова открыли мне правду, которая раньше не приходила в голову: в моей незаконнорожденности был виноват кто угодно, но только не я. А я столько винил себя, презирал, стыдился, что не задумывался даже, почему вина за измену моей матери должна лежать на мне? Это она сделала выбор, она изменила супругу с кролом, она лгала долгие годы.

— Как бы мне овладеть Морским Штормом? — спросил одним вечером целителя. — Скоро мне будет трудно скрывать свой резерв.

— Увы, мальчик, это невозможно, — в его голосе чувствовалась грусть. — Каждый дракон обладает всего одной силой, переданной от отца. Если твой отец Казимиров, то быть тебе наследником Солнечного Ореола.

— И что, никому-никому не удавалось изменить резерв?

Я не мог смириться с истиной, что вызвало у старика улыбку.

— Ходили байки о видоизменении, но да это всего лишь сказки.

— Расскажите, пожалуйста!

— Драконы Южного материка спорили о возможности подмены резерва, о его видоизменении из одной материи в другую. Например, чтобы огненные драконы повелевали водной стихией, или воздушные, например, землей. Но ничего у них не вышло доказать, ибо видоизменение нереально.