Солнце и тень

Обстановка меняется. Теперь я слежу за какой-то неизвестной серой доисторической птицей. Чувствую, что это ворон, хотя на ворона она не похожа. У нее длиннющий клюв и густой хохол яркий перьев на макушке. Птица оставляет впечатление очень сильной, хотя и несколько вялой и медлительной в движениях. Она стоит на плоском пне. Вижу, как к птице подбирается серый с черным кот — он крадется очень осторожно, припадая к земле. Скоро кот оказывается совсем рядом с птицей и, весь подобравшись, собирается прыгнуть. Вот он прыгает, крепко хватает птицу когтями и стаскивает на землю. Несколько мгновений древний ворон остается совершенно недвижим, сдавленный кошачьими когтями и зубами. Вдруг он делает сильный рывок с легкостью высвобождается из лап кота. Птица тут же взлетает обратно на пень и снова застывает там, сидя гордо и прямо.

Теперь второй кот, на этот раз серого окраса, начинает медленно, крадучись подбираться к ворону. Через некоторое время он занимает удобную позицию, припадает к земле, выжидает, потом прыгает и прижимает птицу к земле, крепко сдавив ее в когтях. На этот раз птица медлит всего несколько секунд, после чего мощно вырывается из лап кота. Древний ворон быстро поворачивается, и вот уже он вскочил коту на спину и, свирепо сжав его когтями, пригвоздил к земле. Острым клювом ворон наносит коту точный удар в основание шеи, и из круглого красного отверстия начинает струиться кровь. Птица собирается нанести еще один удар, явно намереваясь прикончить обидчика, но тут на сцене появляется высокий мужчина, одетый в костюм сафари защитного цвета, и громко приказывает ворону остановиться. Древний серый ворон повинуется. Тогда мужчина, крепко зажав птицу в одной руке, другой отламывает солидный кусок ее длинного клюва. Потом открывает остаток клюва и пальцами вытаскивает язык наружу. Наблюдая за это сценой, я думаю, что он, должно быть, хочет научить древнюю птицу говорить и для этого собирается расщепить ей язык. Наконец, мужчина отрывает конец языка, и птица тотчас же становится современным вороном с блестящими черными перьями, которые в ярком свете солнца отливают фиолетовым. Мужчина отпускает птицу — она мгновенно взмывает ввысь и начинает летать над ним большими кругами. Он громко приказывает ей говорить. Я жду знакомого «карр-карр-карр» и с большим удивлением слышу, как, вместо этого, птица с восторгом выкрикивает: «Ворон! Ворон! Ворон!» С изумлением наблюдаю, как птица продолжает летать кругами, снова и снова громко и с большим энтузиазмом выкрикивая: «Ворон! Ворон! Ворон!» Просыпаюсь с очень хорошим ощущением.

Этот сон произвел на меня сильное впечатление своей примитивной красотой, творческой образностью и глубиной символики. Серый с черным кот, первым напавший на большую доисторическую птицу, был точь-в-точь того же окраса, что и цепкий серый с черным котенок из предыдущего сна. Увидев этот повторяющийся образ, я понял: бессознательное преподало мне следующую часть тонкого внутреннего урока. Серая доисторическая птица (предшественница современного ворона) — это символ моей земной силы, которая по отношению к судебному иску ведет себя вяло и медлительно. Во сне ее и медлительность выглядела «доисторической» — это подразумевает, что она, скорее всего, берет начало на какой-то очень ранней стадии моего развития, возможно на предречевой стадии младенчества, то есть гораздо раньше, чем я сейчас могу припомнить. Птица имела такой древний вид, чтобы показать, насколько необходимо это качество модернизировать, привести в соответствие с требованиями сегодняшнего дня. Эта старая модель, старый шаблон моих мыслей и поступков, отчаянно нуждалась в изменении, и под напором многочисленных проблем само ее выживание, как показывал сон, было поставлено на карту. Эту часть моей личности, символом которой выступал немой доисторический ворон, было необходимо преобразить, придав ей другой облик, который был бы по-настоящему сильным, уверенным и красноречивым.