Солнце красно поутру...

И здесь никто ни в чем его не упрекнул. И Гриша-младший промолчал. Лишь спустя немного, когда они вместе принесли в загон по охапке рябины и остались, бросая ветки в кучу, с глазу на глаз, Гриша-младший поддернул длинные рукава, со значением швыркнул носом и картаво предложил:

— Мир, что ли? Держи петушка… — и протянул свою мокрую ладонь.

Вечером Василий Терентьевич не вернулся. В избушке никто не спал. Отдельно для Василия Терентьевича Наташа сварила в котелке кашу и положила в нее три ложки масла. И чай вскипел, его не было.

— Может, ночевать остался у геологов? — неуверенно сказал Миша Калач, присаживаясь рядом с Витей.

— Не останется он, — возразила Нина. — Хоть как, а все равно пойдет, потому что беспокоится за нас. И за телушек.

Вяло переговариваясь, ребята занимаются всяк своим делом. Нина чинит фуфайку, Наташа как бы между прочим старательно накручивает на пальцы колечки волос. Петя, сидя на полу, мастерит рогатину. На медведя. Он видел раз такую заржавевшую штуковину на чердаке дома деда Силантия…

Сначала Петя выстругал крепкое березовое древко, а теперь ремешками и веревочками от рюкзаков привязывает на его конец остро отточенный нож — тот самый, который заметила днем в руках у него Наташа.

Она обратила внимание на Петину работу, подсела к нему.

— Интересно, что же ты собираешься делать с этим оружием?

Насмешливые искорки поблескивают в Наташиных глазах, и всем ясно: Наташа опять начнет сейчас допекать не умеющего отвечать на шутки Петю.

А Петя вдруг нашелся и осадил Наташу:

— Что делать? А вот что: спрячемся с тобой в сарае и будем ждать медведя. Ты — поближе к воротам, а я там, где плохие доски. Поняла?

— Да ты что! — испуганно замахала руками Наташа. — Я как увижу его — сразу умру!

Все засмеялись, а Наташа, кажется, первый раз смутилась. Перепорхнула на свое место, взяла чью-то шапку, положила, поправила воротничок кофты и опять взяла шапку.

— Уже собираешься? — не отступал Петя.

Наташа совсем смутилась, отвернулась к окну.

Тянут время ребята, поджидают Василия Терентьевича. Хоть и редко вспоминают об учителе вслух, а каждый думает: где он? Задумчивые все какие-то стали, рассеянные. Невпопад отвечают на вопросы, чуть чего — вскидывают головы, прислушиваются. Нина старается отвлечь ребят, но и разговор сегодня не клеится.

Валя вымыла посуду, составила порядочком под скамейкой и легла. Ей опять стало хуже. Вот ведь какая, хоть бы раз призналась, что болеет! И не хнычет, и не жалуется. А что болеет, это все видят.

Нина воткнула иголку с ниткой в рукав телогрейки, отложила работу. Высыпала из бумажного кулька остатки сушеной малины в кружку, залила кипятком.

— Вот запарится, и выпей. И больше не вставать! — сказала Вале.

Надо бы дать ей какого-нибудь лекарства, а какого! Аспирин кончился, в сумке остались таблетки с незнакомыми названиями.

— Самое главное — не вставай, — Нина укрыла Валю вторым одеялом. — Вот хорошо прогреешься — и все как рукой снимет…

Нина снова взялась за телогрейку, зашила разорванный рукав, оделась и вышла.

Небо совсем очистилось от туч и сделалось какое-то зеленое, непривычное. Нина еще не видела над Кваркушем чистого неба. Одна за другой, будто лампочки на сумеречной улице, вспыхивали звезды. И тоже непривычные — низкие, яркие, с фиолетовыми лучами. В такую ночь жизнь не затихает. Где-то в лесной стороне воркуют горлицы, в густом оттаявшем тальнике тонко пересвистываются корольки, над сырым лугом стремительно падают бекасы, звучно вибрируя жесткими перышками хвоста.

Тихий звон перекатывается по логам и взгорьям от звуков, рождающихся в теплой, светлой ночи.

Но что там? Вдруг заревели и, вскакивая, затопали в сарае телята. Глухой, утробный рев… Совсем не так орут, когда голодные. Кто-то их потревожил.

Нина пулей влетела в избушку.

— Медведь пришел!

Ребята оторопело заморгали.

— Чего смотрите, к сараю бежать надо!

— Ага, надо… — растерянно согласился Гриша-младший. Он уже засыпал и, разбуженный криком, спросонья подумал, что Нина обращается к нему одному. Гриша покрутил взлохмаченной головой, остановил взгляд на гвозде, торчащем из стены, досадливо протянул:

— Эх, кабы ружье…

— Кабы, кабы! — передразнил Миша Калач. — С палками айда!

И тут все опомнились, всполошились, похватали чьи попало одежки, шапки.

В избушке остались Наташа и Валя. Когда стихли голоса, Наташа торопливо взяла лежавший у печки толстый кривой сук, сунула в дверную скобу и села к Вале, подобрав ноги, зажав меж колен похолодевшие руки.

— Вот… Не залезет…

Нина шла впереди. Чуть сзади — Витя с топором наготове, Петя с рогатиной. Следом тесным, нестройным отрядом двигались остальные — с палками, как с пиками наперевес.