Однако день начинается по-другому. Семь утра, дом просыпается. Трамваи, не сбавляя скорости, поворачивают с Биркелюнден, и колеса визжат на рельсах. На перекрестке за парком машины газуют, чтобы успеть проскочить на зеленый. Я выглядываю в окно и вижу спешащих людей, у всех важные дела. Грюнерлёкка проснулась. Пахнет летом, цветами и кофе.
Я проскальзываю в душ под носом у сестрицы Глории. Она чертыхается и колотит в дверь, но я лишь фальшиво насвистываю в ответ и смываю с себя ночной пот. Если тебя удивляет, почему у моей сестрицы такое звучное имя, спроси следующего, кто стоит за ней в очереди в душ.
Папаша в синем махровом халате, протертом на плечах, безуспешно втягивает в себя выпирающий животик. Спутанные вьющиеся волосы похожи на швабру, да и бороду бородой не назовешь. Она растет буйно и непослушно. Глядя на папашу, не скажешь, что когда-то он был панком и пел в группе, которая называлась Nakkeskudd — то бишь «Выстрел в затылок». Пиком папашиной карьеры можно считать тот день, когда его группа записала в студии сингл, разошедшийся тиражом в тысячу экземпляров. Сейчас папаша актер, играет в одной хитрой театральной труппе, через пару недель у них будет премьера какой-то пьесы Генрика Ибсена. Папаша совсем чокнулся на этой премьере, превратился в комок голых нервов. Имя Глория — это его находка. Так назывался хит какой-то американской панк-певички. Не спрашивайте меня, почему моим предкам захотелось назвать свою дочь в честь старого американского хита. Я зову ее просто Сёс.
Я торчу в ванной лишние две минуты, чтобы немного поднять градус в коридоре, а выйдя, обнаруживаю, что мама тоже получила свой номерок в этой очереди. В отличие от папаши она и сейчас выглядит, будто до сих пор играет в панк-группе. Мама рассказывала, что они вообще-то и встретились с папашей в Nakkeskudd. Группа потеряла басиста и искала нового. Раньше в группе играли только парни. А тут вдруг явилась девчонка в кожаной куртке. Половина головы у нее была зеленая, на макушке — черная кожаная военная фуражка. Свою видавшую виды бас-гитару — копию Fender — она получила в наследство от старшего брата, игравшего в каком-то танцевальном оркестре. На этой бас-гитаре она насобачилась исполнять несколько неистовых пассажей, которыми сразила наповал троих «стреляющих в затылок». Успех был такой, что папаша в тот же вечер пригласил ее на концерт норвежской панк-группы, которая называлась Kjott — «Мясо». Папаша утверждает, что с ходу охмурил маму и в тот же вечер затащил ее в постель. А мама уверяет, что инициатива принадлежала ей и папаша сразу поплелся за ней, как баран.
Это я, собственно, к тому, что мама до сих пор выглядит как панк. Зеленые волосы сменились светлым ежиком, и она, в противоположность папашиной обрюзглости, тонка, как две сколоченные доски. Однако приятного в таких стильных родителях мало. Предкам положено быть туповатыми и проявлять интерес к действительности не больше, чем половая тряпка. Но, к сожалению, ваш бедный рассказчик отягощен парочкой экземпляров, которые не желают помалкивать, как требуется от образцовых родителей.
Рейдар, Йоран и Петтер завидуют черной завистью моим предкам. Они говорят, что в любую минуту готовы поменяться со мной местами. И я вроде бы даже готов на обмен. С другой стороны, раз уж ты получил таких предков в подарок при рождении, то сам и мучайся с ними всю жизнь.
Я почти уверен, что если бы мои парни хоть разок поприсутствовали на нашем семейном завтраке, им бы расхотелось меняться со мной местами и они забыли бы о своем предложении. Потому что, когда мама, папаша, Сёс и я сидим вокруг кофе, апельсинового сока и бутербродов, мне слышится грохот настоящего панк-оркестра.
— КОФЕ СЛИШКОМ ГОРЯЧИЙ, ЧЕРТ БЫ ЕГО ПОБРАЛ!
— ПОЛЕГЧЕ! А НЕ ТО Я ВЫЛЬЮ ЕГО ТЕБЕ НА КОЛЕНИ!
— ДАВАЙ, ЛЕЙ! Я ХОТЯ БЫ СОГРЕЮСЬ.
— МОЖЕТ, КТО-НИБУДЬ ПЕРЕДАСТ МНЕ МАЙОНЕЗ, И ГОРЧИЦУ? МНЕ НАДО НАМАЗАТЬ НА СЫР ЦЕЛЫЙ ПАКЕТИК, А ТО Я БУДУ ЧУВСТВОВАТЬ ТОЛЬКО ВКУС СЫРА!
— И МАЙОНЕЗ И ГОРЧИЦУ? ТЫ ЧТО, СПЯТИЛ?
— НА СЕБЯ ПОСМОТРИ! КТО ЖЕ МАЖЕТ СТОЛЬКО СМЕТАНЫ И ДЖЕМА НА КОЗИЙ СЫР?
— У НАС ЕСТЬ ЕЩЕ ВЕТЧИНА?
— СПРОСИ У ОТЦА. ВЧЕРА ОН ХОДИЛ ЗА ПОКУПКАМИ!
— ДА ВОТ ОНА, ТВОЯ ВЕТЧИНА!
— У ЭТОЙ СРОК ГОДНОСТИ КОНЧИЛСЯ ЕЩЕ НЕДЕЛЮ НАЗАД! ФУ, ГАДОСТЬ! ОНА ДАЖЕ ШЕВЕЛИТСЯ!
— О'КЕЙ! ХОЧЕШЬ, Я УБЬЮ ЕЕ, ЕСЛИ ТЫ САМ НЕ МОЖЕШЬ?
— КТО ВАРИЛ ЯЙЦА? ТЯНУТСЯ, КАК СОПЛИ! Я ИХ ЕСТЬ НЕ БУДУ!
И т. д. И т. п.
У нас дома за завтраком все говорят только прописными буквами. За завтраком мы все и любим и ненавидим друг друга. Нам просто надо выпустить пар до того, как за нас примется новый день.
— Я скоро спячу! — кричит папаша и мечется в поисках одежды, одновременно отхлебывая кофе.
— Он думает, что до этого был нормальным, — иронически замечает мама и наливает себе вторую чашку черного кофе. — Я просто умру от счастья, когда премьера «Пера Гюнта» будет уже позади.
— Кто-нибудь видел мои штаны? — кричит папаша из спальни.