Солнце (ЛП)

Он нашёл какой-то способ полностью обойти моё тело, ударив прямиком в тот источник боли и света, где больно чувствовать даже самый край всего этого, но он жёстко давит, обвивает своим светом, заставляет меня вскрикивать и отказывается отступать.

Я вот-вот кончу…

Его свет отстраняется, силясь удержать контроль, и становится как будто жарче, влажнее.

Он снова начинает целовать меня, лизать, целовать и притягивать, пока я не стону, запутавшись пальцами в его волосах. Мой разум пустеет, когда он не унимается. Его язык как будто полностью проник в меня, так же далеко, как hirik его члена, так же далеко, как он проникает телекинезом.

Моя боль снова усиливается, заставляя его свет проникать глубже в меня, душа меня, пока он продолжает трахать и целовать меня языком и губами. Он вплетается выше в мой свет, глубже в моё тело, пока не начинает казаться, что тиски его рук обхватили мою грудь.

Я чувствую на себе его вес, его пальцы в моей киске и попке.

Он стонет, и я ощущаю этот звук всем телом.

Он старается сдерживать меня, но контроль ускользает… ускользает от нас обоих…

Он снова стонет, чувствуя, как я срываюсь…

Я разбудила сама себя, забившись всем телом и кончая.

Я не могла думать. Я не могла остановить конвульсии своего тела, подавляя приглушённый крик, задерживая дыхание, чтобы не издать больше ни звука. Я вспотела. Моя голова пульсировала, боль душила мой свет, искрила в моём теле, отчего я видела звёзды.

Казалось, это продолжалось долго.

Спазмы не хотели заканчиваться, даже не утрачивали интенсивности.

Это продолжалось как будто целую вечность, но в реальности, наверное, прошло несколько минут.

Когда всё наконец-то стихло, я задрожала всем телом, и мне казалось, что я полностью лишилась рассудка на протяжении того отрезка времени, когда не могла контролировать своё тело или свет. Я могла лишь лежать там, чувствуя себя так, будто меня избили.

Я должна была почувствовать себя лучше.

Я должна была ощутить… облегчение. Пусть даже небольшое облегчение.

Однако я не испытала облегчения. Если уж на то пошло, боль стала хуже.

Всё ощущалось хуже, бл*дь. Всё казалось безнадёжным, будто я никогда не могла получить его так, как только что. Он был не моим. Он до сих пор был не моим, сколько бы он ни твердил об обратном.

Я заставила себя повернуть голову.

При этом я увидела в темноте глаза, отражающие свет как кошачьи зрачки.

Он не спал.

Я просила его оставить какое-нибудь освещение в комнате, чтобы я могла его видеть. Я попросила его об этом после первой сессии, после которой я вообще его не видела.

Теперь я его видела, но это не особенно помогало. Он был как всегда непроницаемым.

Ревик лежал на спине, повернув голову набок и изучая своими светлыми глазами моё лицо. Хоть я всё равно могла различить лишь его очертания в тусклом свете комнаты, я готова была поклясться, что видела боль в его выражении. Настороженность и боль… я чувствовала это в его свете, в эмоциях, исходивших от него.

Я всё ещё смотрела на него, на его свет, когда он перевёл взгляд на потолок. Лёжа там, он потёр лицо ладонью, натужно выдохнув и закрыв глаза.

Я ощутила в нём шёпот воспоминания, боли, жара и жидкого пламени. Ответная рябь выплеснулась из моего света, хоть я и пыталась это подавить.

— Ты был в сознании? — потребовала я. — Ты бодрствовал в процессе?

Ревик покачал головой. Больше боли выплеснулось из его света облаком.

— Нет.

Я стиснула зубы. Я ему верила, но почему-то моя злость полыхнула лишь ярче. Я не знала, то ли злюсь сильнее из-за того, что он сделал это со мной во сне, то ли из-за того, что он не делал этого, пока мы оба бодрствовали.

Затем я вспомнила, что он показал мне ранее той ночью, и моя ярость расцвела ещё жарче. Когда воспоминание омыло меня каскадом, злость на мгновение вышла из-под контроля, и я сжала руки в кулаки, стискивая матрас, чтобы не ударить его.

— Валяй, — сказал Ревик, всё ещё частично прикрывая лицо рукой. — Ударь меня, Элли. Ударь, если хочешь.

— Не стану я тебя бить, — рявкнула я. — Нот вот из него всё дерьмо выбью.

Ревик повернул голову, посмотрев на меня.

Он не спрашивал, кого я имела в виду.

Выдохнув, он уронил руку обратно на матрас и повернулся, чтобы снова смотреть в потолок.

— Он этого не вспомнит, Элли, — сказал он устало. — Он даже не поймёт, почему ты злишься.

— И что, бл*дь? — взорвалась я. — Как, мать твою, ты мог так со мной поступить? Как ты мог позволить мне вернуться к нему после такого? Как ты мог?

Ревик вздрогнул. Я видела боль в его глазах — не боль разделения, другую — но мне было всё равно. Это лишь снова вызывало у меня желание ударить его.

Конечно, я знала ответ на свой вопрос.

Знала, просто мне было плевать.

Совет не дал ему права голоса.

Они даже не оставили ему выбора.