Возбуждение давно прошло, и майор поминутно зевал, проклиная все на свете и понимая, что поспать, видимо, уже не придется. Но не это обстоятельство вызвало в нем тупое озлобление. Он не мог себе простить, что ввязался в это дело.
Действительно, в его достаточно богатой практике такого еще не случалось. Впервые он столкнулся с чем-то совершенно необъяснимым. И самое неприятное в том, что ему никто не поверит. Даже несмотря на двух свидетелей на фотографии… Кстати, а получатся ли они? Даже если он приведет в квартиру Кнутобоевых все управление внутренних дел и каждого лично ткнет носом в портрет на кафельном полу, при условии, конечно, если изображение появится вновь. Все равно никто не поверит, вернее, не сочтет нужным поверить. Потому что эта чертовщина никому не нужна. И без нее дел хватает.
Хорошенькая возможность прослыть дураками на всю страну. Чтобы потом на каждом крупном совещании какая-нибудь важная шишка, для того чтобы разрядить обстановку, иронически рассказывала, как наши товарищи в городе Светлом сражаются с нечистой силой. А того хуже, пойдут во все уголки необъятной Родины циркулярные письма, рассматривающие этот случай как полную деморализацию личного состава горотдела. Тогда головы полетят…
«Для кого представляет интерес этот случай, – с тоской думал он, – для прессы? Конечно, тема очень заманчивая, но если бы это случилось на загнивающем Западе, тогда пиши сколько хочешь, обличай на здоровье. А у нас ни-ни. Для государственной безопасности?» Он напряженно задумался и даже чуть приостановился. Эти, может быть, и заинтересуются. Сообщить, что ли, туда? А что, это идея! И все-таки этот вариант нельзя было назвать безупречным. Он, безусловно, грозил неприятностями. В ГБ тоже люди, отнюдь не супермены, и они тоже прежде всего подумают о своем реноме. Хотя в их системе есть всякие учреждения. Вроде бы, как он слыхал, и занимающиеся подобной чертовщиной. Так сообщить или не сообщить?
Мысли вернулись к семейству Кнутобоевых. Он вспомнил Матильду в ночной рубашке. И Аполлона, растерянно таращившего глаза то на лицо на полу, то на него. Хуже всего придется, конечно, им. Квартиру попросят освободить, начнут проводить в ней разные опыты, понаставят аппаратуры. Будут супруги мыкаться по чужим углам. Развалится налаженный быт, а может быть, и семья.
Перспективы вырисовывались весьма мрачные. Ну а если не сообщать никуда? Это может обернуться еще худшими последствиями. Во-первых, неизвестно, чем все это кончится, да и что вообще означает. А если видение только прелюдия к настоящей фантасмагории? Да и можно ли бросить людей на произвол судьбы? Он снова мысленно представил фигуру Матильды.
Тарасов брел по слякотному тротуару. Вновь пошел мелкий дождик, небо еще больше потемнело, казалось, утро, так и не наступив, вновь переходит в ночь. Пахло опавшей листвой и той арбузной свежестью, которая предшествует первому снегопаду.
5
Как это ни странно, но весть о событиях, происходивших в квартире Кнутобоевых, мгновенно облетела микрорайон. Откуда просочились сведения, кто их разнес, до сих пор совершенно неясно: ни супруги, ни, естественно, Тарасов никому ни слова не сказали. Однако часов около девяти возле подъезда собралась небольшая толпа, вернее, человек пять-шесть, состоявшая исключительно из старушек. Они с опаской поглядывали на окна злополучной квартиры и тихо перешептывались.
Слухи были самые невероятные: рассказывали и об убийстве, и о каких-то кошмарных злодеях, посетивших ночью квартиру музыкантов, да мало ли еще о чем рассказывали!
А из окон квартиры, из-за тюлевых занавесок на улицу озабоченно выглядывали супруги. Они сразу поняли, что группа почтенных гражданок, столпившихся под их окнами, уже явно что-то пронюхала.
Интересно, что Матильда относилась к происшествиям значительно спокойнее, чем ее супруг. Женщинам вообще свойственны рассудительность и взвешенность в поступках. Первоначальный ужас быстро прошел, и она начала размышлять о последствиях странного происшествия. Интересно, что ход ее мыслей весьма напоминал ход мыслей майора. Она тут же сообразила, что все эти чудеса в первую очередь грозят налаженному быту. Однако почему-то это не очень ее беспокоило.
«А, будь что будет! – размышляла она. – Во всяком случае, хоть какое-то разнообразие в жизни».
Совсем другие образы бродили в голове ее супруга. Аполлон переживал прямо-таки какой-то необычайный подъем. Исчезла привычная педантичность. Он кое-как побрился, завязал галстук вкривь и вкось и даже забыл позавтракать. Перед его глазами стояло загадочное лицо. Стоило ему слегка прикрыть глаза – и вот оно, смотрит ужасным взглядом, полным тоски и муки.