Солнце мертвых

Наконец лопаты стали царапать о крышку гроба, потом кто-то спрыгнул и зацепил веревки. Гроб медленно пошел вверх. Раздался скрежет металла о дерево, и крышка отлетела в сторону. Над ней склонились человеческие лица. Валентина Сергеевна узнала Митю Воробьева и Забалуева. Митя был бледен, голова и рука его были перевязаны, но лицо выражало такую радость, что сердце Петуховой застучало еще быстрей. Забалуев даже прослезился, он тряс Валентину Сергеевну за руку и никак не мог прийти в себя. Два могильщика смотрели на все это, открыв рот, потом один из них, видимо, Вася, достал бутылку, налил себе стакан и залпом выпил.

— Поседела, вся насквозь поседела, — шепотом сказал другой могильщик. Валентина Сергеевна и сама чувствов&то, что с ней что-то произошло. Она провела рукой по волосам и вопросительно посмотрела на Забалуева.

— Да-да, — быстро закивал головой он. Слезы с новой силой брызнули из его глаз.

«Чего же он плачет? — удивилась Петухова. — Ведь все кончилось хорошо».

— Мчались сюда, думали, не успеем, — радостно тараторил Митя. — Все это осиное гнездо, — он махнул рукой в сторону Лиходеевки, — окружено. После Струмса остались записки, по ним и разобрались. Жалко профессора, и Колю жалко. Но ничего, все эти мерзавцы уже арестованы.

«Разве их можно арестовать?» — удивилась про себя Петухова.

Вперед выступил милиционер.

— Итак, — сказал он неторопливо, — вы и есть гражданка Петухова?

Валентина Сергеевна первый раз внимательно посмотрела на милиционера. Обычный парень, каких много. Белобрысый, веснушчатый… Вот только глаза… Острые, пронзительные, и в то же время глаза древнего старика. Кого-то ей они напоминали.

Над ее головой пролетела большая черная птица…

Часть II

1

Потом уже попытались разобраться, с чего все это началось, и тогда кто-то вспомнил о кривой старухе Антонихе. Антониха была известная пьянчужка, шаталась день-деньской от магазина к магазину: собирала пустые бутылки и к вечеру обычно бывала пьяне-хонька.

Жила она на первом этаже одного из окрестных домов в так называемой дворницкой, поскольку некоторое время мела улицу.

И вот однажды прямо с утра прибежала бабка к магазину и — небывалый случай, — купив водки, позвала к себе в компанию двух болтавшихся тут же страждущих опохмелиться. Налив трясущимися руками полстакана, она тут же его выпила, а потом поведала своим «приятелям» о том, что с ней случилось. По ее словам выходило, что вчера вечером она притащилась к себе домой «очень хорошая», тут же уснула и проснулась среди ночи от чьих-то голосов. Сперва она ничего не разобрала и подумала, что в квартире идет какая-то гулянка. Подобное, к слову сказать, происходило почти каждый день. Она разлепила глаза и увидела, что в комнате темно. Голоса же раздавались рядом с ней и слышны были очень ясно. Говорили двое.

— Скучно, батюшка, — сказал женский голос.

— Да, невесело, — подтвердил стариковский хрипловатый надтреснутый тенор.

— Совсем житья не стало от этой мелюзги, — про— должала женщина. — Все под корень извели. А ведь какое времечко было! И все ты…

— Ну-ну, я тут при чем, — старик сердито запыхтел, — ты словам-то меру знай.

— Не прибей ты тогда этого профессора, не мудруй с бабой этой — жили бы в тиши и покое. — В голосе женщины послышались сдерживаемые рыдания. — Помнишь его слова: «Все тут асфальтом да бетоном зальем», так и вышло.

— Его слова тут ни при чем, — сердито сказал старик, — может, не кончи его тогда, совсем бы нас извели, да и вообще, чего ты разнылась, разве мы тут не хозяева?

— Какие хозяева! — крикнула женщина. — Чем тут хозяйствовать — пьянчугами этими?

Бабка Антониха лежала ни жива ни мертва.

«Что это? — думала она со страхом. — Или домовой с ведьмой говорят, или белая горячка начинается? Второе верней…»

— Но силы-то еще остались, — промолвил старик.

— И что? — спросила женщина.

— Может, тряхнуть стариной, показать, кто есть кто…

— Э, батюшка, не поздно ли?

— Не поздно, — сказал старик, — да и вообще: лучше поздно, чем никогда.

На этом разговор закончился. Антониха еще некоторое время лежала, обмирая и прислушиваясь, но все было тихо. Подождав с полчаса, она кое-как поднялась и на цыпочках прокралась к выключателю. Вспыхнул свет. В комнате было пусто.

Антониха недоуменно оглядела привычный разгром, потом полезла в шкаф, где у нее была припрятана четвертинка, достала ее, сделала прямо из горлышка изрядный глоток, неумело перекрестилась и снова улеглась на свою засаленную кровать.

На этом рассказ бабки оборвался. Собутыльники слушали старуху с интересом, переглядывались и косились на недопитую бутылку. После того как часть содержимого досталась и им, завязался оживленный разговор. Собеседники в один голос заявили, что без нечистой силы здесь не обошлось. Стали вспоминать различные истории и, перебивая друг друга, рассказывать их старухе — в надежде, что она раскошелится еще на одну бутылку. Так оно и случилось. Когда прикончили и ее, старуха понесла такую околесицу, что ее собутыльникам сделалось не по себе. Тоскливо глядя на ополоумевшую бабку, оба одновременно подумали, что у нее белая горячка.