Солнце мое-2

— М-хм, — загрузилась тётя, реально. — Я поговорю, вдруг кто захочет на подработку.

Распрощались, взаимно друг другом довольные. И я пошла остатки денег считать. А осталась (благодаря счастливому случаю с этими свалившимися печками и гончарными кругами) довольно большая кучка. И вот тут, граждане, я решила уже вспомнить про дом.

БУРЖУЙСКОЕ

Получалось, что у меня вполне хватает денежек, чтобы наконец-то купить нашу с бабушкой мечту! Двухкамерный холодильник! Полгода уже хочу. Капиталист я или где⁈

Приехали мы с мамой и Василичем в магазин, а там такой разбег цен, что у меня аж в глазах зарябило. Ходили мы, ходили, Василич и говорит:

— Смотри, Ольга. Или импортный взять средненький или за ту же цену — здоровенный «Атлант» под потолок да плюс отдельная морозилка, ростом с ваш старенький «Саратов».

— Не, морозилка даже повыше будет, — не согласилась мама. — «Саратов»-то почти со стол, чуть только выступает.

Стоят такие, обсуждают эту морозилку. Я слушала-слушала, да и говорю:

— Знаете что? Я вообще-то не очень планировала морозилку покупать. Мне бы пока с холодильником разобраться. К тому же квартирка у нас и так маленькая, да ещё и вся холодильными агрегатами обставлена будет.

Тут к нам подошёл деловитый продавец, бодро уверивший нас, что «Атланты» очень хорошего идут качества, даже лучше, чем «Самсунги», отказов практически нет. Не знаю, может врал, но уговорил нас.

— Ну, ладно, — говорю, — выписывайте вот этот, самый здоровый.

Мама подтолкнула меня в бок:

— Оля, давай морозилку напополам возьмём? Девятьсот тысяч всего. Аккуратненькая. А старые холодильники я на дачу заберу.

— Ну, если так…

Составили мы покупки сразу в «Нивовский» прицеп и поехали, как буржуины.

А старые оба холодильника на дачу отправили. Действительно, хороший вариант. Так их жалко выбрасывать, рабочие же ещё. А на даче послужат. И если вдруг залезут воры и упрут — не так жалко, как новых.

Осталось расплатиться со всеми, кому я ещё должна и коммуналку оплатить. На этом мои финансы практически исчерпались и кошелёк показал дно — сто пийсят тыщ с копейками — это деньги, что ли? Но мама обещала нас с бабушкой в случае чего поддерживать и подкармливать.

Это всё были бодрые новости. А сейчас про другие.

ТЯЖЁЛОЕ

Непонятное что-то крутилось в новостях. Зрело-зрело с зимы — и прорвало. Снова шли бои в Грозном, снова захваты, переговоры с террористами, какой-то бесконечный ужас.

Я боялась смотреть новости. Не знаю, правильно это или нет, но старалась отключиться. Небольшим облегчением было то, что мы далеко от эпицентра этого конфликта, до нас не так добивают разрушительные волны, не взрываются подъезды, не сходят с рельс поезда метро. Да и метро-то у нас нет — и это теперь казалось, что хорошо, а раньше я всегда завидовала городам, в которых есть подземка.

После терактов в военных городках (и на КПП ИВАТУ, конечно, тоже) ужесточили режим, и я уже не могла к Вовке бегать. И дыру в том заборе, что в сторону аэропорта выходит, заделали. Так что из общения у нас остались звонки урывками с телефона кухни, и изредка, в выходные — встречи у железного забора со стороны «Типографии». Я старалась не впадать в грусть-тоску, зачёркивала дни в календарике.

Невозможно бесконечно бояться, и я — да, как глупый страус — прятала голову в песок. Тут в тесном маленьком мирке было нестрашно и обыкновенно. По крайней мере, мне так казалось.

СТРАШНОЕ СЛОВО

Пока однажды не позвонила Аня:

— Оль, ты слышала про Стаса?

Стас был моим одноклассником, а жил с Анюткой в одном дворе.

— Нет, — в смысле, никаких новостей про него я не слышала уж года два. — А что?

— Похоронка пришла. Вчера.

Слова заметались в голове, сделавшейся вдруг гулкой и пустой.

— Как это — похоронка?..

Это же что-то из далёких рассказов о Великой Отечественной — нет?

— Погиб в Чечне. Говорят, попали в засаду, никого живых не осталось…

Аня мне ещё что-то рассказывала, но я не слышала подробности. Никуда мы не убежим. Вот она — война, только руку протяни…

Наступил апрель, весна радовалась и зеленела, но все мои мысли сконцентрировались вокруг уменьшающегося в календаре армейского прямоугольничка. Девяносто один день остался… Восемьдесят шесть… Семьдесят восемь…

Пятнадцатого апреля (в понедельник было дело), Вовка неожиданно позвонил мне в обед и сказал:

— Любимая, ты меня не теряй. Я пока звонить не буду.

— Почему? — в животе у меня от дурного предчувствия словно холодный булыжник образовался.

— Мы на учения уезжаем.

И так это он бодро сказал, что я сразу поняла — врёт!

— Вова!

— Я как приеду, сразу позвоню, — закончил он скороговоркой. — Извини, надо бежать.

Я сжимала в руке коротко пикающую трубку в полной уверенности, что поехал он туда.

Теперь новости я смотрела каждый день. Кроме обычного «тут бастуют — там очередного нефтевладельца убили — Ельцин молодец, посмотрите, как прямо стоит на ногах, не мямлит невнятно, никем не дирижирует и не обоссывает колёса самолёта…» выпуски были наполнены совершенно душераздирающими сводками о захватах, бомбардировках, громких политических заявлениях и самых разных ужасах войны.