Солнце на моих ногах

– Я не очень хорошо себя чувствую…

Левый глаз ее сестры делает пируэт в орбите.

– Оооо господи! Давай одевайся, тебе говорят!

Стоящий на пластике стола накрытый куб издает какой-то звук. Маленькая вздрагивает, Большая хохочет.

– Это ж надо, какая трусиха! Не может быть…

Быстрым, резким и напыщенным жестом Большая сдергивает черное покрывало. Маленькая отпрыгивает.

– Его звать Гордон. Это тебе для компании.

За прутьями клетки лицо ее сестры в миниатюре – мордочка, поводящая носом на манер крошечного тапира, и толстый провод, лихорадочно метущий опилки.

– А ты знаешь, что крысы моются шесть раз на дню? Это мне тебя напомнило!

Клетка, опять клетка. И еще одна тюрьма.

– Пожалуйста, это очень мило, правда, но я не могу оставить его у себя, не думаю, что…

Во взгляде старшей сестры сверкает молния, потом на ее лбу набухает толстая синяя жила. Маленькая съеживается.

– Хотела доставить тебе удовольствие, и вот результат. Тебе ничем не угодить, сучка! Ты безнадежна.

Большая отталкивает ее холерическим жестом, открывает шкаф и копается там своими круглыми, похожими на две шумовки руками. Гремят вешалки, шарики нафталина катятся по паркету. Вещи падают на пол лоскутным одеялом, платья, пальто, корсажи, все это наваливается грудой, топчется. Гордон глупо вертится на месте, словно хочет сожрать аскариду, которая служит ему хвостом. А Маленькая все твердит про себя: «На полу чисто, все чисто», но ей все труднее и труднее дышать.

Наконец Большая нашла то, что ей понравилось, – черное кружевное платье, купленное на распродаже Эммауса, которое Маленькая еще ни разу не надевала, потому что не было повода. Большая подходит к зеркалу, прижимает тонкую ткань к своему пухлому телу, прикидывает так и эдак, позирует, любуется собой.

– В облипку, что ли?

Маленькая не отвечает, уже не зная, куда смотреть. Вдруг смотрит на свои ноги. Замечает свою сестру в мертвом углу; та извивается, сбрасывая с себя униформу, чтобы натянуть платье.

Кружево трещит.

– Анорексичка хренова.

В ресторане шумно, музыка играет слишком громко. Большая, похожая на перетянутую сосиску в наполовину разорванном платье, запихивает в себя бифштекс по-татарски.

– А ты знаешь, что мертвецы пердят? Клянусь! В трупе еще полно газов. Мне Франк говорил, но я и своими глазами видела, впечатляет. Настоящий выхлоп, представляешь? Вот гадость…

Рубленое сырое мясо, которое ее сестра с воодушевлением поглощает, похоже на клубок хвостов; красных хвостов с яйцом сверху. Кажется, что еще немного, и они зашевелятся на тарелке, как живые. Маленькая сосредоточивается на листе салата в своей, но боится, как бы зверь не выскочил и оттуда, из этой роскошной зелени, лежащей на фаянсе. Она переносит свое внимание на людей у барной стойки, которые ходят взад-вперед, смеются, пьют пиво. Большая все болтает, а Маленькая думает: я бы хотела ее любить… Правда, она же моя сестра, я бы так хотела ее любить! Но она никого не любит, особенно Большую.

Если не считать… И вдруг: о нет, только не это…

Теперь ее сестра вопит из-за музыки, которую сделали громче. Пара рядом косо на нее смотрит.

– …так что приходится массировать им живот перед похоронами, чтобы стравить скопление газов! Ты только представь, а ну как дедуля примется выпускать своих голубков прямо посреди панихиды? Черт подери, ну и потеха! Э, ты меня слушаешь? В чем дело?

Маленькая роняет голову и смотрит на свои коленки. Большая оборачивается, ее лазерный взгляд обшаривает зал, фокусируется и останавливается.

– Что? Вон тот парень? Этот чудила? Он тебе нравится?

Маленькая мотает головой, но, конечно, уже слишком поздно. Молодой человек их увидел и улыбнулся с угла стойки. На нем теперь не полосатый свитер, а матросская тельняшка с ярко-красными рукавами. Он свежевыбрит, лучше причесан, шелковистые кудри пронизаны светом. Большая решительно отталкивает стул и идет прямо к нему.

Маленькая мертвеет.

Она совершенно подавлена при мысли, что у нее еще раз украдут ее место. Смотрит издали на сестру, которая о чем-то договаривается с парнем, и проклинает свою беспомощность, проклинает свое молчание, которое ничем не умеет заполнить, проклинает все, что не смогла высказать или, наоборот, высказала слишком много, и за эту бесстыдную ложь самой себе. Ей хотелось бы, чтобы рухнул потолок, здесь и сейчас, уничтожив ресторан, чтобы ее сестру засосало в воронку циклона и забросило на небеса – но вот они возвращаются, под ручку.

– Похоже, вы друг друга уже знаете?

Маленькая сомневается, можно ли узнать кого-то вот так, за столь малое время, поэтому ничего не отвечает. Веселый голос молодого человека выделяется из общего шума, как радиоволна на другой частоте.

– Мы встретились возле мусорных бачков!

– Да ну? Вот уж не думала, что она вообще способна встретиться с мужиком, даже возле мусорных бачков!

Большая хватает ее за подбородок и вынуждает поднять глаза.

– Слышишь, сестренка? Я горжусь тобой!

Сердце в груди Маленькой останавливается, таймер выходит из строя. У нее дрожат ноги, потом начинают дрожать руки, потом губы, потом глаза, она вся превращается в землетрясение.