Солнце на моих ногах

– Я тебя уже не первый день ищу, куда ты пропала? Слушай, я хочу извиниться за тот вечер… Но твоя сестра… Она и в самом деле с приветом!

Нельзя же бросать ее в мир живых вот так, врасплох, нельзя, он не может…

– Ладно. Давай начнем сначала. Тебя как зовут? Меня Тим. Ну, вообще-то Тимоте.

Она чувствует, что бледнеет, вся ее кровь высосана невидимым катетером. Потому что она знает: он вошел. Я это знаю, он вошел и видит меня. Я начинаю плакать, ничего не могу с собой поделать, меня закоротило, точно. Тим смотрит на меня, и этот взгляд мучителен, словно я родилась от этого взгляда, кровь, ободранная плоть, появление на свет, куда подевалась моя коробка, где она, черт побери? Я никто, я не могу существовать, не могу родиться, нет, только не снова!

Она убегает, бежит, как не бегала со времени той фатальной игры в «вышибалы», бежит, и бормотание возобновляется: «Я никто, я никто, я никто…» Она бежит в обратную сторону, через огни круглой площади, через белые полосы, растянувшиеся до бесконечности, словно рельсы из бинтов. Чуть дальше, обессилев, она оборачивается: его больше нет. Нигде. Останавливается в слезах перед своим кафе. Сердце бешено колотится, ее тошнит.

Подходит официантка, морщит лоб, вытягивает стул из-за стола.

– Что случилось?

Я сажусь.

– С тобой точно все будет в порядке?

Я слабо соглашаюсь. Официантка бросает на меня озабоченный взгляд, потом идет взять заказ у парочки рядом: те пьют много пива, и их кружки уже пусты, так что они проявляют нетерпение. Мои сдвинутые под столом колени стучат друг о друга, так-так-так; я их скрещиваю. Наполняю легкие воздухом, выдыхаю, опять наполняю, выдыхаю.

Официантка возвращается, улыбается мне – сообщнически и по-матерински ласково.

– Любовные страдания? Я видела тебя с парнем, там…

Она протягивает мне стакан воды.

– Ни один тип не стоит того, чтобы так изводить себя… Уж я-то знаю, о чем говорю!

Я по привычке качаю ногой, пытаюсь постучать по стенкам стеклянной коробки, но натыкаюсь лишь на пустоту. Как такое возможно? Я вытягиваю обе ноги, сначала левую, потом правую, параллельно. Сидя в шатком равновесии на стуле кафе, стараюсь удерживать их горизонтально. Прохожие смотрят на меня как на чокнутую… но какая разница? Они смотрят на меня – вот что необычайно!

Я продолжаю концентрироваться на золоте своих босоножек, которые отодвигают горизонт до бесконечности.

Когда я возвращаюсь к себе домой, огромная глухая стена дома напротив отражает солнце, словно рефлектор; день заливает комнату и прорубает окна там, где их нет.

У меня дома.

Понадобится две жизни, чтобы вернуть мне мою собственную.

Я перед зеркалом, снимаю белое платье. Золотые босоножки. Лифчик. Трусики.

– Алло?

– Здравствуйте, это Сандра, компания «Экстратест». Мы организуем встречу насчет аэрозолей, завтра в…

– Нет.

– Простите?

– Нет.

Раздевшись донага, я смотрю, какой стала – восхитительная, совершенная реконструкция, кусочки так хорошо подогнаны друг к другу, что не видно ни малейшего зазора. Тогда я отматываю обратно то, от чего некогда убегала, выдумываю заново, совершаю скачок в будущее.

Я воображаю Тима, стоящего рядом со мной, и смотрю на его отражение, слишком большое для зеркала. Он выходит из кадра и наклоняется, чтобы видеть меня; его взгляд так напряжен, что я чувствую себя наконец готовой родиться. И тогда громко и четко отвечаю ему:

– Элоиза. Меня зовут Элоиза.

По телевизору говорят, что сейчас самое время спасать своего любимого кандидата.

Я нажимаю внизу и справа.

Чернота.