В официальной истории в качестве причин такого рода принято называть борьбу с крупными хищниками, а также исчерпание традиционных ресурсов (в первую очередь — пищевых), и конкуренцию за них между соседними племенами. Что касается крупных хищников — то немедленно после овладения самыми наипростейшими технологиями, первобытный человек прошелся по ним, как чума. Археологические данные показывают, что в Северной Америке (по которой человек начал расселяться только в 15–10 тысячелетиях до н.э.) означенные представители фауны исчезли за какую-то тысячу лет. Что же касается исчерпания ресурсов и конкуренции за них, то при численности населении планеты 5–10 млн. человек, эта проблема просто не могла быть актуальной. Первобытные племена были слишком разрознены для того, чтобы всерьез конкурировать за какие-то территории или ресурсы. Такой плотности населения соответствует состояние, которое европейцы в XVII–XVIII в. застали у аборигенов Австралии, где межплеменные конфликты там не воспринимались в качестве метода получения монопольного контроля над территорией и ее ресурсами. Сама идея такого контроля казалась аборигенам совершенно нелепой. Тысячи лет здешние племена жили своей первобытной жизнью и очень неплохо себя чувствовали, пока англичане и прочие европейцы не принесли им то, что сейчас принято называть цивилизацией.
Та же ситуация имела место в Новой Зеландии, Новой Гвинее, центральной Африке и многих других регионах: аборигены жили технологически на различных уровнях первобытности — в интервале от раннего палеолита до энеолита и их это вполне устраивало. Они совершенно не собирались прогрессировать и не стали бы этого делать в обозримом будущем — если бы не приход европейцев. Впрочем, дело не только в разрозненности и отсутствии конкуренции. Страны Юго-Восточной Азии, создавшие свои цивилизации одновременно с Египтом, Критом и Месопотамией, «застряли» на технологическом уровне античности — опять-таки до прихода европейцев. Даже достаточно высокая плотность населения, частые территориальных конфликты и войны (а их там хватало — взять хотя бы знаменитую «войну трех царств» в Китае) ни разу не вызвали характерного для финального средневековья Европы «взрывного» прогресса.
Европейцы примерно до XV в. н.э. жили на том же античном уровне и, казалось бы, не проявляли никаких признаков стремления к прогрессу. Южноевропейского крестьянина, ремесленника, солдата или лэндлорда, живущих в V в. н.э. можно было бы переместить на тысячелетие в прошлое или в будущее — и они не заметили бы существенной разницы.
Вдруг, за какое-то столетие, все резко изменилось. Политики и коммерсанты, похожие на пиратов, и пираты, похожие на политиков и коммерсантов, вырвались на просторы морей и океанов. А моря и океаны ворвались в застывшую сухопутную жизнь, с легкостью сметая с лица земли государства, правительства и социальные институты, казавшиеся вечными. Началась эпоха «великих географических открытий» и европейской морской экспансии, эпоха машин и социальных потрясений. Эпоха, которая породила «машинный» технологический прогресс и, как следствие — современное состояние цивилизации.
Итак, все началось с моря.
5. Конечная остановка
С пола упасть нельзя.
С точки зрения современной палеоантропологии, все началось примерно 8 миллионов лет назад, на восточном побережье Африки, немного южнее экватора. Сейчас здесь находятся государства Кения, Танзания и Мозамбик, недалеко от берега — масса мелких островков и более крупные острова Занзибар и Пемба, несколько дальше — Коморские и Сейшельские острова и Мадагаскар. Позже мы увидим, что все эти географические подробности крайне существенны.