К этому времени Мартин стал собственностью государства. С ним страшно носились, но если задуматься над тем, что он сделал для страны, этому не приходится удивляться. Британия получала небывалые урожаи тропических фруктов и огромные доходы от туристов. К тому же деятельность Мартина служила основанием для выгодных торговых сделок: его сдавали в аренду другим странам. В Исландии, кажется, до сих пор сохранились бывшие теплицы для орхидей. И не случись той неприятности, о которой речь впереди, Британия и по сей день практически бесплатно получала бы благодаря Мартину шестьсот тысяч тонн трески в год.
Однако вернемся к его подруге. Она была хороша собой, к тому же дочь самого крупного сахарозаводчика на Ямайке. Ее звали Присциллой — имя вполне подходило ей, хотя молодых особ с такими лицами обычно называют недотрогами. К моменту, о котором я рассказываю, ОЗХ уже три года и четыре месяца владела миром. Колесо судьбы совершило почти полный оборот, и этому обороту суждено было завершиться на моих глазах.
По случаю Нового года были опубликованы списки почетных граждан Англии, имя Мартина значилось среди тех, кому пожаловали титул лорда. Однажды, когда я собиралась идти на похороны, шеф остановил меня и сказал:
— Дорогая, снимите траур, оденьтесь поэлегантнее и отправляйтесь к новоиспеченному лорду. Нужно взять у него интервью.
— Ни за что!
— Я вас понимаю. Но сенсация по поводу его изобретения принадлежит нашему "Воплю". Мы не можем промолчать.
Не очень приятно было у меня на душе, когда я подъезжала к небольшому особняку в тюдоровском стиле, неподалеку от Фарнборо. Мне стало еще хуже, когда я увидела на аллее возле дома сверкающий голубой спортивный автомобиль. Присциллин автомобиль, знакомый мне по доброй сотне фотографий.
Горничная с густо накрашенными бровями, шурша жестко накрахмаленным передником, открыла мне дверь.
— Сэр Мартин вышел в лабораторию. Если желаете, подождите в гостиной.
— Я пройду в лабораторию, — ответила я. Меня удивило, что ОЗХ все еще находится под крылышком у Мартина: видимо, это объяснялось его нежеланием раскрыть секрет. А мне снова захотелось увидеть это чудо-юдо.
Густо накрашенные брови недовольно сдвинулись, указывая на узкую тропинку, ведущую к небольшому кирпичному флигелю в глубине сада. Вход охранял полицейский. Я предъявила репортерское удостоверение вместе с некоторой дозой кокетства, и он, проверив, нет ли у меня оружия, разрешил войти.
Ни Мартин, ни Присцилла не слышали моих шагов. Узнай они о моем присутствии — и мы, возможно, по сей день выращивали бы в Англии плоды авокадо и брали с собой бикини, отправляясь в январе в Тинносайд. Но парочка вела жестокое сражение.
— Мне кажется, ты просто не желаешь вникнуть в смысл моих слов! кричал Мартин фальцетом. — Я хочу жениться!
— Я прекрасно слышу, что ты говоришь, — кричала Присцилла, — и отвечаю — никогда!
— Дорогая, пойми, ведь быть женой национального героя — большая честь.
— Лучше уж выйти замуж за памятник.
— Да за меня пойдет любая. Я могу жениться на ком захочу! — крикнул Мартин, и его лицо покрылось красными пятнами.
— Ну и женись! Окажи честь кому-нибудь другому.
Мартин набрал воздуха и выложил козырную карту.
— Послушай, до конца жизни в твоем распоряжении будет солнце. Я никогда не опустился бы до того, чтобы использовать ОЗХ в подобных целях. Но ради тебя я готов и на это. Ни одного дня без солнца, солнца лично для тебя!
Эти слова оказались для Мартина роковыми.
— Мне до смерти надоело солнце! Я приехала в Англию, чтобы подышать прохладным, сырым воздухом. И что я получила? ОЗХ! Уж если терпеть солнце, так лучше дома, на Ямайке, там оно хоть настоящее. — Словно желая поставить точку, она пнула носком туфли металлическую диафрагму машины.
Именно в этот момент власть над солнцем была утрачена.
Конечно, это поняли не сразу. После того как я на цыпочках ушла из лаборатории, жизнь продолжалась, как и прежде. Вернувшись в редакцию с пустыми руками, я выслушала нотацию редактора. Потом была изумительная зима, а в марте, как мы и ожидали, на прилавках появились летние фрукты.
Затем наступил апрель — время, когда лучи ОЗХ были не нужны для урожая, и фермеры начали жаловаться. "Необходим дождь", "Пора выключить ОЗХ" — гласили заголовки сельских газет. Затем в большой прессе появилась статья: "Засуха неминуема. Выключите ОЗХ".
Спустя неделю мы едва не начали воевать с Гренландией. Эскимосам на месяц обещали лучи ОЗХ — прогреть их апельсиновые сады. За это Англия получила миллион котиковых шкурок. Однако апельсиновые сады остались без ОЗХ. "Кто хозяин ОЗХ?" — спрашивала газета "Ежедневный звон". Не ответив на вопрос, Англия поспешила вернуть шкурки.
Между тем наступило лето. В сельской местности вся зелень побурела, как после недавнего пожара. Реки едва сочились, Темза превратилась в зловонный грязный ручеек. Над выжженными пустошами Дербишира летали грифы.
Разговоры о сэре Мартине Хэмблтоне шли сначала в трактирах, потом в прессой наконец в палате общин. Вот тут-то все и объяснилось.
15 августа Би-Би-Си в утренних новостях сообщила радиослушателям: